Неподъемная гиря — этот национальный вопрос в нашей неубранной российской коммуналке. И трогать лень. И спотыкаешься постоянно. И соседи бранятся.

И вот — дискуссия между Дмитрием Ольшанским и Егором Просвирниным про избу и лапти.

Речь идет не о том, кто из двух спорщиков прав поболее. Речь о концепциях. Разговор длинный. Поэтому ограничимся репликами по отдельным тезисам.

Ольшанский: «Бывшая русская крестьянская община, которая окончательно перестала быть крестьянской лет 30–40 назад, осваивает для себя мир буржуазной городской жизни».

Знание исторических реалий Дмитрием оставляет желать лучшего. Русскую крестьянскую общину подорвали Гражданская война и голод 1921–1922 годов и взорвала коллективизация. На рубеже 1920–30-х годов на смену русской крестьянской общине пришел сталинский колхоз. Трудодни и прочие вкусности «веселой колхозной жизни», как называл ее товарищ Сталин, сформировали совершенно новый тип сельского жителя — советского колхозника. К русскому крестьянину-общиннику, тем более столыпинскому хуторянину, он имел такое же отношение, как кооператор образца 1989 года к дореволюционному купцу.

Коллективизация, раскулачивание, искусственный голод и спецпоселки для раскулаченных унесли жизни минимум 7–8 млн. человек за предвоенное десятилетие. Война еще больше подмела сталинские колхозы: в 1959 году на 1000 женщин в Таджикской ССР приходилось 832 мужчины, в Узбекской — 777, в Киргизской — 722, в Белорусской ССР — 635, в Украинской ССР — 634, в Ивановской области РСФСР — 528, в Костромской — 538, в Кировской — 535, а в целом по РСФСР — 615.

Русская крестьянская община исчезла не 30–40, а 75–80 лет тому назад. Город осваивают, если придерживаться логики Ольшанского, потомки сталинских колхозников.

Просвирнин: «Русское общество на самом деле в разы более атомизировано, чем среднеевропейское».

Чистая правда. Плебейский бунт 1917 года начался цареубийством, а закончился полным распадом социальной ткани и атомизацией во время сталинщины.

Просвирнин: «И русский национализм необходим как средство создания единой правовой и юридической реальности в России, гомогенного европейского национального государства».

Здесь сразу возникает вопрос: потомки колхозников и рабочих сталинского ВПК могут быть носителями русского национализма? Или это все-таки будет новая версия национал-большевизма?.. Главная проблема современной России — не национального, а нравственного самоопределения, в том, чтобы четко и принципиально отделить русское от советского. Не смешивать Колчака с Жуковым.

Есть у нас три национальных проблемы: мигранты, Северный Кавказ и Чечня — отдельно от Кавказа. Но решать их под ложь об «эффективном менеджере» — бессмысленно. Они не будут решены, даже если возвести китайскую стену на границе с Кавказом. Потому что дело не столько в носителях этих проблем, сколько в моральном состоянии самих русских. В их отношении — к себе, близким, ближним, будущему и прошлому (надеюсь, разница между близким и ближним чувствуется?).

Юлия Латынина верно заметила: если нашим бюрократам сегодня «нанять российского дворника, украсть можно будет 10%» бюджетных денег, выделяемых на уборку, «а если нанять таджика, украсть можно будет 90%». Современная тотальная коррупция в России — результат массового разложения изолгавшегося народа во время гнилоциничной брежневской эпохи. И эта проблема более серьезная.

Просвирнин: «Я понимаю, почему наша либеральная — а на самом деле, советская — интеллигенция так переживает. Я много раз это наблюдал в дискуссиях с либералами: после всей этой болтовни про фашизм проскакивает вопрос — а нас-то куда? На это есть ответ: друзья, а в никуда!»

Весь исторический опыт ХХ века показал: любые социальные чистки рано или поздно приводят к краху не только их инициаторов, но и соблазненное ими общество.

Ольшанский: «Политика состоит из двух частей. Эмоциональное общение с матерью убитого — это один жанр. И совсем другой — когда политики сидят в тишине и пытаются придумать рациональные варианты».

Верно. Между эмоциями на площадях и реальными возможностями — дистанция огромного размера. На внешнеполитической арене Российскую империю с 1870-х годов вели к краху именно эмоции, например, переживания по поводу исторических судеб балканских народов.

Просвирнин: «Для нас главное — не выселить 600 тысяч, которые сюда уже переехали. Главное — не пустить оставшиеся 6 миллионов».

Коррупция разъедает государство. Такое государство в состоянии куда-то кого-то не пустить?..

Просвирнин: «Нужен референдум. Высшая демократическая инстанция».

Иван Ильин по поводу апологии «высших демократических инстанций» как-то заметил: «Это есть слепой предрассудок, будто миллион ложных мнении можно "спрессовать" в одну "истину"; или будто "честно" сосчитанные "свободные" голоса способны указать истинное благо народа и государства: ибо надо не только "честно" считать, но считать-то надо именно честные и разумные голоса».

Просвирнин: «Ну, знаете, рассуждать про римское право в умирающей петрократии… Простите, я реалист и прагматик. Мне важнее не римское право, а национальные интересы. Вы мне начинаете тыкать слезинкой ребенка пресловутой? Да пожалуйста, из этих слезинок отличный коктейль выйдет!»

Такого «коктейля» один раз уже Россия нахлебалась и отравилась так, что до сих пор еле дышит в перерывах между приступами отчаянной тошноты. Генерал Врангель сформулировал лозунг Белой борьбы ясно и недвусмысленно: «За то, чтобы истинная свобода и право царили на Руси». Отказываться от него мы не собираемся. Соблюдение права и воспитание нации в уважении к праву — важнейший национальный интерес. Иначе — неизбежный хаос и всеобщее людоедство.

Ольшанский: «Когда нынешняя система начнет меняться и разваливаться, в этот неизбежный момент националистические идеи начнут неизбежно набирать популярность. Правда, я полагаю, что этот процесс будет неизбежно связан с распадом РФ в ее нынешнем виде».

К сожалению, очень вероятный сценарий, независимо от отношения к нему.

Ольшанский: «Та интеллигенция, которая сейчас сочиняет националистическую идеологию в России, включая вас, Егор, будет отстранена настоящими представителями русского народа — то есть ментами, полковниками, чиновниками…»

«Настоящие представители» перечислены, пожалуй, верно. Только при определенных условиях народ легко превращается в толпу, а толпа — в банду. И еще: а народ — он русский?..

Ольшанский: «Состояние нашей власти и наших элит и стилистически, и идеологически, и по уровню общего развития вполне соответствует состоянию массы. Хотя бы потому, что, если бы оно не соответствовало, все бы давно развалилось. Нельзя методами невооруженной оккупации удерживать такую территорию и такое количество людей в принуждении».

Чистая правда. Трудно не согласиться. Но самый верный, увы, последний тезис Ольшанского.

Егор Просвирнин заявил, что русские — это те, кто поддерживает национализм. Ольшанский возразил очень точно: «Когда к власти пришли большевики, кто стал идеальным субъектом этой власти, ее героем, символом, основой режима? Трудящийся. Но довольно быстро выяснилось, что трудящийся — это необязательно человек, который реально работает на заводе. Такой мог легко оказаться контрой. И довольно быстро победила точка зрения, что трудящийся — это человек, который просто-напросто безусловно лоялен к советской власти, органам и так далее. И он с равным успехом мог быть и рабочим, и графом Алексеем Толстым. Вот и у вас так же. То есть при всей вашей пылкой борьбе со всем советским русский национализм, в сущности, тоже по-своему — реинкарнация советской власти».

Совершенно верная мысль. По набранным очкам победу в дискуссии одержал Ольшанский.

Современный русский национализм в озвученной версии обречен на воспроизводство сталинского архетипа. Потому что он:

• безрелигиозен и враждебен христианству;
• претендует на монополию в управлении и воспитании, а любая монополия порождает коррупцию, как это в полной мере произошло с итальянским фашизмом и затянувшимся франкистским режимом («Франко — это солнце, но в последние годы жизни это солнце нас изрядно утомило»);
• абсолютизирует государство;
• склонен к самообожанию, не видит национальных грехов, не борется с ними и не ищет путей их преодоления;
• не видит разницы между социальными реформами и господством государства (читай — бюрократии) в хозяйственной и общественной жизни;
• взывает не к духу, а к инстинктам… И так далее.

Это совершенно не значит, что вопросы, которые обсуждали Ольшанский и Просвирин не нужно обсуждать — нужно. Проблема лишь в иерархии ценностей. И в том, как победить не национальных врагов — а преодолеть национальных «грехов».

Варианты рассматриваются.