70 лет назад в Париже скончался профессор и генерал Николай Николаевич Головин. «Перед Россией лежит задача многолетнего образования и накопления нового государственно-мыслящего слоя» — эти его слова и сегодня не потеряли своей актуальности.

В 3 часа 40 минут, в ночь на понедельник 10 января 1944 года, в оккупированном Париже от многолетней сердечной болезни, которую осложнила тяжелая пневмония, тихо скончался начальник Объединения русских воинских организаций во Франции, генерал-лейтенант Николай Николаевич Головин — выдающийся ученый, профессор, военный теоретик и историк, участник Белого движения и ревнитель военных знаний, один из лучших офицеров русской службы Генерального штаба и академической школы. Он отошел ко Господу вдовцом на 69-м году жизни.

Головин был ярким и незаурядным представителем нового поколения офицерского корпуса Императорской армии, заявившего о себе в период столыпинской модернизации России. В 33 года Николай Николаевич стал академическим профессором, в 38 — ровно 100 лет назад — командиром полка, в 40 — генералом, в 42 — начальником штаба фронта, в 52 — основателем Зарубежных высших военно-научных курсов систематического изучения военного дела. Перечень опубликованных трудов ученого насчитывает 62 наименования (в том числе 34 на шести европейских языках). К сожалению, до немецкой оккупации Парижа в 1940 году Николай Николаевич не успел закончить описание I Галицийской битвы 1914 года и вооруженной борьбы между белыми и красными в 1919–1920 годах.

Малоизвестно, что Головин собрал, кропотливо систематизировал и описал — вплоть до аннотаций отдельных документов — огромную коллекцию материалов Северо-Западного фронта 1918–1919 годов, насчитывающую тысячи единиц хранения, включая уникальные разведывательные сводки и донесения агентов из красного Петрограда. В архиве ученого хранятся собранные им ценные источники по истории Великой войны и русской военной эмиграции.

Однополчане отмечали личное обаяние генерала Головина и его верность гвардейским традициям, неуклонное стремление к повышению профессионального уровня господ офицеров и принципиальное внимание к индивидуальной подготовке нижних чинов. Сослуживцы считали академического профессора одним из лучших русских офицеров и идеальным командиром кавалерийского полка. В Императорской армии начальниками Головина были такие знаменитые генералы как Карл Маннергейм, Платон Лечицкий и Дмитрий Щербачев.

Николай Николаевич Головин — один из забытых героев Великой войны. 21 сентября 1914 года в жестоком бою под Опатовым гродненские гусары Головина прикрывали фланг Гвардейской стрелковой бригады, атакованной превосходящими силами противника. Головин дважды отказывался сниматься с позиции и отходить, пока не убедился, что все царскосельские стрелки, включая чинов штаба 1-го Его Величества полка, прошли линию прикрытия. Генерал Эрнест Левстрем, командовавший в тот памятный день Л.-гв. 1-м стрелковым полком, позднее вспоминал, что если бы гродненцы слепо выполнили поступивший приказ и ушли, то немцы бы окружили и уничтожили три гвардейских полка. Царскосельских стрелков спасло рискованное решение Головина.

За период с лета 1914 года и до весны 1916 года Головина наградили семь раз, в том числе Георгиевским оружием за Опатовский бой. За разработку и руководство Язловецкой наступательной операцией в должности начальника штаба 7-й армии Юго-Западного фронта во время Луцк-Черновицкой битвы 1916 года Головин заслужил орден Св. Георгия IV степени. При подготовке наступления он постоянно бывал на передовой, в стрелковых окопах, на артиллерийских позициях.

Летом 1917 года на вакантную должность начальника академии Генерального штаба претендовали девять кандидатов. В выборах участвовала почти тысяча офицеров-генштабистов. Головин одержал убедительную победу, набрав сразу же более 400 голосов. Однако накануне конфликта с Корниловым Керенский сделал выбор в пользу другого кандидата. Популярность, независимость и авторитет победителя не нравились военному министру. Генерал Михаил Алексеев считал, что именно Головин должен возглавлять русскую военную делегацию на мирном конгрессе после неизбежного поражения стран германского блока.

Во время Гражданской войны Головин возглавлял штаб военного представителя русских Белых армий при союзном командовании во Франции генерала Щербачева — своего старого друга и начальника по Великой войне. Весной 1919 года Николай Николаевич выступал в стенах британского парламента, призывая оказать помощь Белым армиям, конфиденциально встречался с Уинстоном Черчиллем и другими британскими политиками, симпатизировавшими борьбе русских патриотов с большевиками. Затем — служба в войсках белого Восточного фронта и эмиграция.

Во Франции Головин отдал все свои силы и знания военно-научной деятельности, образованию и воспитанию эмигрантов, желавших сохранить русскую академическую традицию на чужбине. История Зарубежных высших военно-научных курсов (ЗВВНК) в 1927–1939 годах, а также плодотворная деятельность Института изучения современных проблем войны и мира в Париже стали уникальной и неотъемлемой частью отечественной культуры. Ученый создал целую профессиональную корпорацию. В 1939 году в тесный круг его учеников и последователей входили 160 (!) выпускников и учащихся ЗВВНК, в том числе один генерал, 33 штаб- и 116 обер-офицеров.

Головин убедительно показал, как может существовать, работать и добиться признания научная школа в самых неблагоприятных внешних условиях. Сорбонна предоставила головинскому институту право присваивать ученые степени по итогам соискательства и защиты исследовательских работ. «У нас не так много примеров, — подчеркивал в 1939 году член правления Русской академической группы в Париже профессор Николай Беляев, — когда деятельность кого-либо в любой области культуры, начавшаяся еще в России, была поставлена на такой прочный фундамент, что в совершенно новых условиях и после того циклона, который на нас обрушился, — продолжалась бы и в изгнании». В 1975 году последняя группа пожилых курсовиков ЗВВНК еще продолжала собираться и заниматься — настолько сильным оказался импульс, заданный ученым в конце 1920-х годов.

Головин, будучи ревнителем военных знаний, скромно считал себя «кабинетным», а не боевым генералом и поэтому в 1937 году отказался возглавить РОВС, считая более правильным служить науке и образованию. Однако он всегда рассматривал свои занятия в тесной связи с противостоянием большевизму, в котором видел тяжелую социальную болезнь русского организма, чреватую необратимыми последствиями. Головин был одним из немногих генералов-эмигрантов полагавших, что на родине происходит не только истребление тонкого интеллектуального слоя нации и хозяйственного крестьянства, но и невиданное в истории разрушение духовной сути человека, моральное растление целого народа — ложью, страхом, цинизмом, нищетой при помощи создания фальшивых идеалов и принуждения к постоянному лицемерию. В этой связи ученый заявлял своим ученикам и сотрудникам:

«Ложь и человеконенавистничество являются в полном смысле слова главными движущими силами большевизма. В течение 24 лет большевицкая ложь, пропитанная человеконенавистничеством, отравляла разум и вносила смятение в душу русского человека дезориентируя ценных и далеко не тупых людей… Одна лишь ложь о пресловутой эволюции коммунизма чего стоит».

Еще до Второй мировой войны Головин считал неизбежным выступление против Сталина командиров Красной армии, полагая, что эмиграция должна оказать им помощь и поддержку. Поэтому зимой 1943 года, уже будучи смертельно больным, ученый приветствовал первые заявления генерала Власова и возлагал большие надежды на создание РОА. Для армии Власова Николай Николаевич разработал три устава: дисциплинарный, внутренней и гарнизонной службы. Власов с большим уважением и благодарностью отозвался о работе Головина. В июле 1943 года больного ученого навестили в Париже два высокопоставленных офицера РОА, бывшие командиры Красной армии — генерал-майор Василий Малышкин и полковник Владимир Баерский (Боярский). Беседа между ними продолжалась более двух часов.

В последний год жизни отношение профессора к Германии претерпевало изменения — от приятия и одобрения поиска «третьего хозяйственного пути» между капитализмом и коммунизмом в довоенные годы, до критики нацистской оккупационной политики на Востоке за обман, глупость и попытки «изгнать Россию в Азию». Головин не принимал эмигрантского евразийства и рассматривал Россию как часть культурного европейского пространства.

В разное время были у Николая Николаевича некоторые теоретические заблуждения, иллюзии, порой наивные и неоправданные надежды. Но у кого из эмигрантов их не было в 1920–1940-е годы?..

В главном Головин оставался прав. А это главное заключалось в неприятии менявшего маски большевизма и посильной работе по его преодолению, в трудолюбивой верности культурной и образовательной традиции, в готовности предоставить свои знания и опыт противникам Сталина из числа «подсоветских» людей, как бы они не отличались по своему уровню, политическим взглядам и воспитанию от старых эмигрантов.

Главным критерием возрождения Российской армии после освобождения родины от большевистской власти Головин считал ее духовное и профессиональное качество, а следовательно — образцовую немногочисленность на первых порах. Важные и ценные принципы в нашей современной ситуации.

«Суворов и большевизм несовместимы, — писал ученый в последнем большом цикле своих статей опубликованных на страницах “Парижского Вестника”. — Русская армия может возвратиться к Суворову, но только в том случае, когда она перестанет быть красной, то есть тогда, когда большевизм будет низвергнут и корни его окончательно подрублены». В 1943 году, в отличие от некоторых парижских эмигрантов, Николай Николаевич совершенно не обманывался по поводу характера «перемен», происходивших в СССР, и нового псевдодержавного курса сталинской номенклатуры. «На тонких душевных связях строится суворовское христолюбивое российское воинство, — подчеркивал Головин. — Применением террора большевики разрушили их, и упоминание Сталиным и Ко имени Суворова является грубой насмешкой над русским народом». В этом генерал оказался совершенно прав.

Эмигрантский публицист и «совпатриот» Лев Любимов, репатриировавшийся после войны в СССР, озвучил в своих мемуарах сомнительную версию. Но у нее оказалась настолько долгая жизнь, что до сих пор ее повторяют маститые ученые и специалисты по истории эмиграции. Зимой 1944 года бойцы французского Сопротивления якобы прислали Головину по почте посылочку, в которой находился небольшой гробик — символ неизбежного смертного приговора, — и потрясенный генерал-коллаборационист скончался на месте от разрыва сердца. Тем самым бойцы Сопротивления отомстили Головину за его публикации на страницах «Парижского вестника» и тесное сотрудничество с Управлением делами русской эмиграции (УДРЭ).

Автор полагает, что это легенда.

Николай Николаевич умер около четырех часов утра. Трудно понять, какую «почтовую посылку» он мог получить в это время, тем более — в ночь на понедельник. Ученый страдал тяжелым сердечным заболеванием, и в августе 1943 года французские врачи чудом его спасли в одной из парижских клиник. Несколько месяцев ему запрещали выходить из дому и подниматься по лестнице. Вот как описал последние дни генерала Головина начальник канцелярии I отдела РОВС полковник Сергей Мацылев в частном письме к начальнику союза генерал-лейтенанту Алексею Архангельскому:

«В ночь на понедельник 10 января скончался ген. Н. Н. Головин. В последнее время здоровье его, как будто, улучшилось и он даже начал понемногу выходить из дому. Но во время последнего налета на Париж спустился в погреб, где пробыл больше часу, простудился, получил воспаление легких, проболел около недели и сердце не выдержало».  

Вот и всё. Никаких таинственных посылок и символических гробов.

Спустя год, в январе 1945 года Архангельский, живший в Брюсселе, в одном из писем в Париж утверждал, что вокруг Головина в Париже образовалась «моральная и физическая пустота». Это утверждение трудно признать справедливым. Начальник I отдела РОВС генерал-майор Евгений Бем издал по отделу трогательный приказ в связи со смертью основателя Зарубежных высших военно-научных курсов. И 70 лет назад, в будний январский день 1944 года, русский военный Париж торжественно и красиво простился с заслуженным генералом.

Отпевание и похороны ученого, состоявшиеся 13 января 1944 года, приняли характер патриотической демонстрации. Отпевал Николая Николаевича в храме святого благоверного князя Александра Невского на рю Дарю патриарший экзарх Западной Европы, митрополит Западно-Европейских православных церквей Евлогий (Георгиевский) в сослужении с четырьмя священниками и двумя диаконами. Кстати, одним из них был выпускник Зарубежных курсов. Митрополит Евлогий произнес проникновенное слово в память Головина, отметив его заслуги и научные достижения.

В переполненном храме присутствовали Великие князья Андрей Владимирович и Гавриил Константинович, служащие УДРЭ, многочисленные представители общественных и воинских организаций, полковых объединений, ученики покойного, офицеры казачьих частей Вермахта и РОА. Почетный караул у гроба, утопавшего в цветах и покрытого русским национальным флагом, несли слушатели ЗВВНК и офицеры Л.-гв. Конной артиллерии. Изголовье украшали подушечки с орденами. Приятно и подтянуто выглядели в своей форме 24 кадета — воспитанники Версальского корпуса-лицея им. императора Николая II.

Пришедшие проститься возложили к гробу красивые венки: от Управления делами русской эмиграции, от слушателей Зарубежных курсов, чинов Гвардейской конной артиллерии, Союза русских военных инвалидов и Союза Георгиевских кавалеров. Из Брюсселя на похороны приехал Генерального штаба полковник Валерий Поляков, положивший к гробу крест с белыми и национальными лентами от русских эмигрантов в Бельгии. Отдел РОВС от возложения венка отказался, так как самый скромный венок стоил в январе 1944 года не менее тысячи франков. Решили сэкономить. Похоронили Николая Николаевича на кладбище в Сент-Женевьев-де-Буа вместе с женой, Александрой Николаевной, скончавшейся 21 августа 1943 года.

Имя генерала Головина и его творчество принадлежит русской культуре и национальной России. И мы все надеемся, что в ближайшее время сотрудники центра «Белое Дело» и участники Головинских чтений молитвенно почтят память героя Великой войны, заслуженного генерала и выдающегося ученого.

Из высказываний Генерального штаба генерал-лейтенанта Николая Николаевича Головина:

«Российское Белое Движение первое во всем мире объявило войну большевизму, то есть стало на путь вооруженной борьбы с мировым злом. Даже лучшие умы Европы не поняли мирового характера этой войны и Белое Движение осталось одиноким в неравной борьбе».

«Военная задача в то время закрывала от Белых Вождей социальную необходимость».

«Нужно было не только геройство, но также и жертва имущих классов в пользу неимущих».

«Не бойтесь упрека в заимствовании иностранных идей и начинаний. Для пользы России важно лишь качество того, что к ней применяется».

«Не бойтесь идти в Россию рассыпным строем. Для вас, объединенных единством мысли, всегда обеспечено единство действий».

«Коммунизм систематически истреблял наш тонкий и без того хилый и слишком молодой государственный слой населения. В результате мы обеднели людьми».

«Великий Петр, после поражения под Нарвой и пошел учиться к своим победителям — шведам. Нам нужно идти учиться к немцам».

«В возрождающейся России придется одновременно создавать и новый аппарат государственного управления и силу, на которую эта строящаяся государственная власть сможете опереться. Такой силой может стать только новая Российская Армия. Красная армия, очищенная от коммунистов, для этой цели служить не может. Состоя из русских людей, она, все-таки, была не Русской армией, а армией третьего интернационала. Для полного перерождения недостаточно переменить название, форму обмундирования и другие внешние признаки. Должен быть изменен самый дух армии».

«В России прочный устой Новая Власть приобретет только посредством создания небольшой, но качественно высокой профессиональной армии, к формированию которой должно быть приступлено немедленно». 

«Большевики, загнав крестьянина в колхозы, превратили Россию, ложно именуемую “Рабоче-Крестьянской Диктатурой” в республику “пролетариев” — рабов».

«Чтобы получить жертвенность — нужно найти для укомплектования армии надлежащую “социальную базу”. Такой социальной базой может послужить в первую голову — наше крестьянство. Посему новое Российское правительство должно сразу же стать для Русского земледельца своей, родной властью. А это возможно лишь в том случае, когда крестьянин получит в собственность ту землю, которой он так упорно и долго добивался. Единственный путь для этого — четкий, ясный и справедливый — немедленно объявленный закон о передаче земли крестьянам в личную собственность для создания крепкого, основного, зажиточного и здорового государственного слоя населения Новой России».  

«Два года тому назад подавляющая часть эмиграции была готова всей душой отозваться на призыв Германии; немцы же относились отрицательно к русской эмиграции потому, что видели, что она проникнута сильным национальным чувством. Для политики Розенберга, отрицавшей даже само существование России и русских, считая, что на востоке живут какие-то “осты”, настроение русской эмиграции было не на руку».

«Создание Русской Освободительной Армии есть первый и значительный шаг, делаемый для действительного освобождения русского народа из объятий большевицкого спрута».

«”Всё начинай с благословения Божьего”, — поучает Суворов… Отделить суворовское “житие” от его учения, а в его учении чисто военную сторону от моральной — нельзя. Потому-то Суворов и большевизм несовместимы. Суворов может возродиться только в русской и при этом христолюбивой армии».

«Перед Россией лежит задача многолетнего образования и накопления нового государственно-мыслящего слоя».

«Будучи разобщенными расстоянием или препятствиями, даже расходясь в мелочах, мы в основном всегда будем мыслить одинаково».

«Ваша взаимная поддержка, процесс обрастания единомышленниками внутри России, знание чего вы хотите, и ваша воля, закаленная за годы труда и науки в эмиграции — обеспечат наш конечный успех в трудном и ответственном процессе возрождения России».