Из нынешнего дня перестройка представляется едва ли не последним удобослышательным моментом открытой правды о левом эксперименте: попавшись под него – и вот теперь нечаянно освобождаясь, большинство выказывало тогда этой правде сильнейшее сочувствие. И в подопытных кроликах граждане СССР впредь ходить не хотели. «Похоже, – отмечал в марте 1990-го в своём дневнике видный историк П. Н. Зырянов, – социалистическая идея настолько себя опорочила, что поднимающаяся антисоциалистическая волна сметёт не только коммунистов, но и социал-демократов». Сегодня мы наблюдаем, что «смелó» совсем не названных субъектов – они-то как раз уцелели, снова действуют и опять проповедуют, – реально смелó, к сожалению, страну, государство, накопленные веком достижения – а напоследок (или даже прежде всего) порядочность и рассудительность.
А сейчас «похоже», что «порочность» коммунизма-социализма легко выпорхнула за скобки коллективного бессознательного и зачастую не опознаётся даже людьми религиозными. И это понятно: перед лицом совсем недавнего провала («лихие 90-е») прежний уродливо-недоделанный социализм чудится покинутым раем. И те «лидеры», что так же уродливо и недоделанно принялись (часто сами того не желая) из него выводить, кажутся бóльшими чудовищами, нежели те, кто втолкнули народ в социалистический «котлован».
Этими чувствами и диктуется ныне тотальная недоброжелательность к Михаилу Горбачёву. Составленное на днях против него письмо, конечно, не шедевр публицистики. По идейному уровню данному тексту необозримо далеко до открытых – как правило резко критических – писем первому президенту СССР, публикация которых в перестроечной прессе не раз и не два становилась общественным событием. Письмо равноценно митинговому штампу, вся его экспрессия легко сводится к призыву «долой!». Вес этой шумной «онлайновой» бумаге придают разве что набранные под неё подписи. Они стеклись из разных регионов России и сочувственного зарубежья. Но непричёсанная блогерская стилистика составителей приземляет пафос их всенародного творчества. И вряд ли сам по себе слоганный метод адекватен для описания и продумывания нелёгкостей нашей недавней исторической судьбы.
Виновным авторы письма сделали во всех смыслах крайнего – того, на ком коммунистическая утопия в нашей стране безнадёжно выдохлась, а не тех, кто насильно её внедрил и довёл до людоедского апофеоза. Они проклинают Горбачёва за развал государства, за какое-то вымышленное нарушение присяги, словно советский вождь – вообще любой, вообще когда-нибудь – давал неформальное обязательство отчитываться перед «трудовым народом». В стране, где не налажены толком демократические процедуры, жёстко требовать их соблюдения и возможно лишь в неблистательных пассажах подобных писем.
Вообще бросаться набившими оскомину соображениями о политическом непрофессионализме последнего генсека – легче лёгкого. Это у всех перед глазами, да и сам Горбачёв не так уж склонен от допущенного открещиваться. Легко заслонить себе историческое зрение несработавшими и слабо подкреплёнными инициативами Горбачёва. Гораздо труднее, сохраняя вектор исторического осмысления, заданный перестройкой, разглядеть и признать химеричность ленинского замысла, принудившего целые поколения к практическому утопизму. Бывшее банально-убедительным в перестройку теперь забыто: социализм – утопия, а ещё бóльшая утопия – социализм с человеческим лицом. Последнему – вечная память в «сентиментальных маршах» шестидесятников, в их поэтическо-бардовском благодушии. Но самые сладостные мечты развеиваются и не самой жёсткой реальностью. Для нашего номинального, задекларированного, вечно обещаемого социализма перестройка и стала выходом в реальность, продуваемую всеми ветрами.
Горбачёвский неонэп, вылившийся в новый февраль, получился исторически неизбежным. Советская партийная система не была податлива к пластичным изгибам. И возводимая ею постройка создавалась не для того, чтобы её перестраивали. Коммунизм нигде не программировал себя на самоотмену и даже на ощутимую самокорректировку. Его сияюще-зияющие высоты штурмовались десятилетиями крови и пота вовсе не для того, чтобы спускаться с них в низины хотя бы и «социалистического рынка». Коммунизм – это была такая цель, которую следовало завоёвывать постоянно, «без отрыва от производства». Это была постоянная война без мира при постоянных же обещаниях наилучшего «нового мира». И как только случилась относительная переориентация политики с нескончаемого корчагинского подвига-надрыва на реальную и спокойную жизнь – рухнуло всё. Но если общественная нравственность была мотивирована утопической фантастикой, то ответственность за тотальную иллюзию глупо валить на одного Горбачёва. Надо исследовать ту подменность истины, тот соблазн совести, в каковые последовательно и неуклонно вводило русский, советский народ опьянённое «единственно верным учением» всё коммунистическое руководство.
25 лет спустя после перестройки, поколения, выбитые коммунизмом из русской жизни (кто в Гражданскую, кто «большим террором», кто за стенами психушек, кто колхозной беспаспортностью – способов «вычеркнуть» человека та власть изобрела много), потеряли не только свой голос, но и его силу. В 80-е годы их вéсти, их сожжённые рукописи возродились как чудо. Но сегодня правнуки раскулаченных и погибших на войне не находят в себе ответного мужества принять тяжесть того свидетельства. Недальновидным потомкам душевно спокойнее внимать байкам о внешних и внутренних врагах, разваливших «великую державу», нежели дослышаться тех, кто выдержал испытание коммунистической прививкой и изъяснил миру её смертельную симптоматику. Обретённость дарованного в перестройку свободного вздоха людям, не-свободы не знающим или не помнящим, перестаёт казаться теперь даже второстепенной ценностью.
Людям же, не то что благополучие, но и само выживание которых было поставлено под вопрос послеперестроечным развалом, никто не вправе читать историософские назидания. Однако я сомневаюсь, что те пользователи Интернета, которые проталкивают в нём красную идею в любых изводах, ведут нищенское существование. И мне не верится, что большинство небедствующих молодых леваков, подвизающихся на строительстве виртуального красного проекта, в самом деле, хотят брежневской сытости без горбачёвской свободы. И вряд ли вообще кто-нибудь из критиков Горбачёва желал бы вернуться в тот СССР, который, как они ругаются, был им похоронен. Эти правдолюбцы убаюкивают себя лишь одной стороной прошлого, просвеченной романтизирующим ностальгическим лучом (а то и просто возрастным незнанием) и вовсе в нём не доминировавшей. «Молодые люди написали, с моей точки зрения, письмо и глупое, и бессмысленное, и своих подписей они, скорей всего, будут стыдиться под ним…» – обронил в недавнем соловьёвском «Поединке» горбачёвский сподвижник В. Б. Кувалдин.
К сожалению, безоговорочная оценка провальных ошибок периода перестройки (и это можно было почувствовать ещё в её поздние годы), а также уничтожительная критика 90-х годов, в своей правоте подкреплённая болью от ушибленности непродуманными «реформами», наглым разграблением, прикрывшим себя высокими концепциями «прав человека» и «либеральной демократии», – эта справедливо негодующая нота под конец как правило сменяется сладким пением ностальгических сирен: «обратно в СССР». Власть, государственные планы которой разочарованному населению не слишком внятны, готова привечать подобные настроения. Поэтому сегодня всё заметнее сбивание штукатурки на фасаде идеологического здания, ещё вчера буквально замазанном красками рьяной антисоветчины (столь же, кстати, газетно-жёлтой и напыщенно-непродуманной, как и реанимируемая теперь советчина). Единый учебник истории, возвращение школьной формы, сталинские изречения в метро, красный мистик Проханов в совете общественного телевидения – все эти подвижки не исправляют положения дел в стране, но неплохо играют на эмоциях возмущения маловдумчивого большинства. Подобное кружение на тесном историческом пятачке совсем не блещет перспективами.
Советский Союз распался не раньше, а гибельно позже тех сроков, в которые можно было ещё обеспечить относительно безболезненный выход из бытия советского в несоветское. В этом смысле, действительно, его распад – катастрофа. Но строительство коммунистического Вавилона, уготованного к великому крушению, за все годы его внешней незыблемости было подробно оговорено его врагами, самим коммунизмом назначенными, – от пассажиров «философского парохода» до кухонных диссидентов. Вот их-то письма «из подполья» или «с того берега», не усвоенные, когда было нужно (в перестройку хотя бы!), большинством нечутких адресатов, этим последним как раз неплохо бы прочесть и отреферировать нынче вместо того, чтобы расходовать энергию на бравадное антигорбачёвское подписантство.
Виктор Владимирович Грановский
кандидат философских наук
