Временное Высшее Церковное Управление

на Юго-Востоке России и образование Заграничного

Синода Православной Российской Церкви

Теме, заявленной в докладе, посвящена обширная исследовательская литература, в которой проблема рассматривается как с чисто исторической, так и с историко-канонической точки зрения. И, казалось бы, всякое последующее обращение историка к этой теме может быть лишь воспроизведением уже открытого и опубликованного материала. Однако, следует заметить, что история есть воспроизведение прошлой исторической жизни людей, «такое чтобы эта историческая жизнь восставала перед нами, как настоящая, во всей своей жизненной живости и во всей своей целостной полноте», но и, как писал знаменитый русский церковный историк Е. Е. Голубинский, которого я в данном случае цитирую, «с тем прибавлением против настоящей – чтобы и со всем своим смыслом»ⁱ. Следуя этому научному идеалу, особенно важному для истории церковной, к которой относится, бесспорно, наша тема, автор доклада хотел бы сосредоточить внимание читателей на церковно-историческом смысле деятельности Временного Высшего Церковного Управления на Юго-Востоке России (ВВЦУ ЮВР) и образования Заграничного Синода Православной Российской Церкви в эпоху Второй Русской Смуты.

Это наименование, применительно к событиям, произошедшим после 2(15) марта 1917 года, употребил генерал-лейтенант А. И. Деникин в заглавии своих воспоминаний, но прежде, и с несравненно более глубоким пониманием их смысла, о новой русской Смуте говорил И. А. Ильин в речи, произнесенной 19 ноября 1923 года в Берлине на собрании в шестую годовщину основания Добровольческой армииⁱⁱ. Оно нуждается, на наш взгляд, в некотором уточнении. Начало Второй Смуты следует отнести не к 1917 году, предсказанному по вдохновению поэтомⁱⁱⁱ, «черному году», когда упала крона Царей, а к 1905 году, когда смута, как явление духовной жизни народа зримо обнаружила себя в жизни общественно-политической. И произошло это ровно через 300 лет после начала Первой Русской Смуты с похода Лжедмитрия I на Москву.

Почему именно события начала XVII века и начала XX века в народном сознании запечатлелись как времена Смуты? Очевидно, дело не только в размахе бедствия, но и в его природе. Что отличает эти потрясения от остальных, часто случавшихся в истории нашей страны? Смута, в духовном смысле этого слова, есть помутнение образа Божия в человеках, в соборной личности – нации. В последнем случае – это замутнение в национальном сознании понятия родины, которое есть – национальная обращенность к Богу. «Не земля, и не природа, и не хозяйство страны, и не эти единичные люди, – как говорил тогда И. А. Ильин, – а национальное служение Его зову и Его делу – это и земля, и природа, и хозяйство, и люди, но все сие – пред лицом Божиим, его зовом, Его делом измеренное, овеянное, осмысленное, и освященное; родина – это весь государственно оформленный… народ со всем его земным достоянием, народ как духовное единство связанное…взаимодействием и общностью пред лицом Божиим и на Его путях»^iv. Смута означает утрату родины. Назревавший с 1905 года кризис, в основе которого лежало оскудение религиозности, целостной преданности делу Божию на земле, породил утрату духовного измерения человеческого бытия, торжество пошлости в культуре, отмирание рыцарственности и вырождение гражданственности. Парадоксально, но интеллигенции, «общественным деятелям» именно в этом процессе виделось становление «гражданского общества», встающего в оппозицию «деспотизму» христианской монархии. Итоговый смысл процесса ярко выражен поэтическим словом М. А. Волошина:

С Россией кончено. На последях

Ее мы прогалдели, проболтали.

Пролузгали, пропили, проплевали.

Замызгали на грязных площадях.

Распродали на улицах: не надо ль

Кому земли, республик да свобод,

Гражданских прав? И родину народ

Сам выволок на гноище, как падаль.

Что противостало Смуте XVII века? Оставшаяся без Царя Русь, прибегнем здесь вновь к четким определениям И. А. Ильина, «выдвигает делом и словом идею самопочинного служения родине как сосуд духа Божия, служения вдохновенного, не посягающего; служение общему делу во имя Божие… Такова была прежде всего государственная идея Православной Церкви, осуществлявшаяся монастырями, подвижниками и высшим духовенством…. Была на Руси в Православии зародившаяся, благородная рыцарственно мотивированная традиция – выступать в жизни патриотическим добровольцем общественного дела и публичного тягла; еще в то время, когда служилые люди называли себя “холопами” Государя весь остальной народ – Государевыми ”сиротами”… третий слой – “богомольцы” Государевы творили и растили в душах автономное патриотическое правосознание»^v. Так завершилась Смута XVII века. По мысли профессора Ильина, во время Второй Смуты, Белая армия с ее центральным ядром добровольчества двигалась в этой древней и здоровой русской традиции, «это утвердившиеся в духе древних русских богомольцев слуги и строители родины, будущие слуги Царя, но уже не “холопы” и не ”сироты”, а не пощадившие себя ни в чем» строители родины.

Однако вся суть вопроса о различии между Первой и Второй Русской Смутами, вопроса о том, почему Вторая Смута не окончилась также как Первая?

На XVI век приходится апогей древнерусских представлений о святости власти. Московский правитель становится Царем, Помазанником Божиим, Московское царство – Третьим Римом. Но на рубеже следующего столетия пресекается богоизбранная династия. Впервые люди сами избирают Царя. Затем происходит убийство наследника выбранного Царя. Затем возведение на престол человека, проклятого Церковью, еретика, затем убийство его. Снова выборы Царя. Затем клятва Царя подданным. Впервые вроде бы Помазанник Божий клялся подданным, что он, Василий Иванович Шуйский, будет править так, как от него хотят, и не будет по-другому. Затем вообще непредставимое дело – низложение царя. То есть московского Государя свели с государства. Именно после этого происходит совершенное смешение представления о власти, о ее устройстве. На какое-то время, для значительной части нации Царская власть теряет свое сакральное начало. Но Первая Смута преодолевается тем движением, которое Ильин назвал самопочинным служением родине, государственной идеологией Православной Церкви, и оно завершается клятвой всея Земли ею же избранному Царю.

Обнаружила ли себя подобная государственная идеология во время Второй Смуты? Прежде всего, отметим, что утрата восприятия сакральности Царской власти стала начальным толчком для революции уже в 1905 году. Духовное состояние нации в феврале 1917 года более всего характеризуется поведением церковных иерархов, членов Синода. В печально-знаменитом послании Святейшего Правительствующего Синода от 9 марта 1917 года говорилось: «Свершилась воля Божия. Россия вступила на путь новой государственной жизни… Святейший Синод усердно молит Всемилостивого Господа, да благословит Он труды и начинания Временного Правительства, да дает ему силу, крепость и мудрость». Другими словами, верховная Церковная власть в лице Святейшего Синода отреклась от Помазанника Божия, а, заодно, и от христианской монархии как формы правления – и призвала «довериться» заговорщикам, уже и ранее достаточно проявившим себя в решительной антигосударственной деятельности.

Уже 6 марта российский епископат перестал на богослужениях поминать царскую власть. Между тем Великий Князь Михаил Александрович, которому император Николай II передал власть, не отказывался от монархии как таковой, а лишь хотел услышать «глас народа» в виде решения по этому поводу от обещанного Учредительного собрания. Cинод полностью игнорировал приказ Временного правительства от 7 марта 1917 года об аресте без всякого юридического к тому основания императора Николая II и его семьи и выпустил очередное революционное определение, которым всему российскому духовенству предписывалось «во всех случаях за богослужениями вместо поминовения царствовавшего дома (в прошедшем времени!) возносить моление «О Богохранимой Державе Российской и Благоверном Временном правительстве ея». С этим же настроением начался и состоялся Всероссийский Поместный Собор Православной Российской Церкви 1917–1918 годов. Он не осудил уничтожение православной государственности. Не дал церковной оценки богоборческому советскому режиму и его откровенно антихристианской идеологии. Не отреагировал должным образом на убийство императорской семьи 17 июля 1918 года, а имел дискуссию по поводу того, должно ли достойным образом церковно поминать убиенных. Таким образом, ко времени начала Белого движения не существовало четких церковных критериев духовного значения государственности.

Создание ВВЦУ на юго-востоке России связано с докладом в начале февраля 1919 года протопресвитера военного и морского духовенства Добровольческой армии Георгия Шавельского Главнокомандующему Вооруженных Сил Юга России (ВСЮР) генерал-лейтенанту А. И. Деникину «о необходимости организовать высшую церковную власть». 2 марта генерал Деникин подписал письмо на имя архиепископа Донского Митрофана (Симашкевича), которого он просил созвать совещание из епископов территорий занятых ВСЮР и членов епархиальных советов, направленных по два от каждой епархии. Какими побуждениями руководствовались протопресвитер и Главнокомандующий ВСЮР в этом начинании? По-видимому – просто рутинной потребностью «направлять и исправлять» церковно-каноническую «организацию» на Юге России. По собственному свидетельству протопресвитера Георгия Шавельского, главное внимание созданного в конце мая 1919 года ВВЦУ обращалось «на устроение и усовершенствование разных сторон церковной жизни», касавшихся богослужения, проповеди, переустройства учебного и воспитательного дела в семинариях и т. п., «а прочим делам отводилось второстепенное место, наградным же – последнее».

В мае 1919 года перед открытием Собора в Ставрополе, плодом деяний которого и явилось создание ВВЦУ, из Екатеринодара начал свое шествие по Кубанской области многолюдный и красочный крестный ход. Богомольцы обошли 17 крупнейших станиц, с населением в несколько тысяч человек каждая, 2 монастыря, десятки церквей. Но крестный ход не сопровождался никакими политическими лозунгами и призывами. Епархиальные власти рассматривали его предназначение в том, чтобы «нести народу мир, духовный покой и моральное объединение враждующих между собой партий». Приветствуя «Поместный собор Юга России, подымающий меч духовный против врагов Родины и Церкви», генерал Деникин выразил надежду, что Церковь будет освобождена от большевицкого плена.

Однако некоторые обращения к Собору были отвергнуты большинством его членов. Так, не получило поддержки составленное членами Екатеринодарского братства Святого Креста во главе с протоиереем Владимиром Востоковым воззвание, в котором предлагалось «объявить по войскам зов бороться прежде всего за гонимую Святую Церковь и за спасение распятой революцией России». Вспоминая этот период, протоиерей Владимир Востоков в 1922 году писал: «Южнорусский Собор в мае 1919 года в Ставрополе под председательством архиепископа Митрофана при исключительно деятельном участии протопресвитера Шавельского, работавшего тогда согласованно с начальником штаба генералом Романовским, лишал слова своих членов, пытавшихся определенно высказаться относительно “масонства”, ”еврейства”, “социализма” и “палачей-интернационалистов”. Слова же “Царь" на том Соборе боялись как огня». Принятое Собором обращение к всероссийской пастве выражало лишь позицию прямой поддержки Белого Движения. «На Соборе самый вопрос о бытии ВВЦУ, – вспоминал протопресвитер Георгий Шавельский, – вызвал несравненно меньше споров и трений, чем другой, попутный вопрос: где быть ВВЦУ». Сам о. Георгий «считал важным, чтобы ВВЦУ было там, где Главнокомандующий. Это необходимо было для возвышения власти последнего, а следовательно, и для прочности ее (курсив мой. – А. Н.)». Принятое Собором определение фактически означало, что «ВВЦУ будет там, где захочет Главнокомандующий». Первые заседания Высшего Временного Церковного Управления «происходили в Екатеринодаре, с переходом же ставки в Таганрог – иногда в Таганроге, чаще же в Новочеркасске».

Таким образом, Церковь в лице иерархов-членов ВВЦУ заняла по отношении к Белому движению не «действительную», вдохновляющую, а «страдательную», подчиненную и ведомую позицию. «Архиереи… привычно окормляли свою ”белую” паству, но не в качестве духовного лидера, ведущего к восстановлению исторической православной государственности»^vi. Между тем, по свидетельству митрополита Вениамина (Федченкова), сам генерал-лейтенант А. И. Деникин, свою позицию в отношении государственной идеологии Церкви определенно выразил, когда обсуждался вопрос о целях войны и дошли до веры. Он как «честный солдат», запротестовал заявив, что «это было бы ложью, фальшивою пропагандой, на самом деле этого (веры, религиозного вдохновения. – А. Н.) нет в движении». С ним согласились и пункт о вере был выброшен из проекта^vii.

В мае 1919 года ВВЦУ обсуждало вопрос относительно участия духовенства в политической проповеди. ВВЦУ предписало духовенству касаться в проповеди только вопросов веры, нравственности и защиты Церкви от клеветы. Что касается тех немногих священников, которые были готовы к ведению бесед на политические темы, то таковым это было позволено лишь под свою личную ответственность и преимущественно вне храма. Деятельность протопресвитера военного духовенства в Добровольческой армии Георгия Шавельского, по его собственному свидетельству, была неэффективна. «Прямого дела по моей должности было очень мало, – пишет он в воспоминаниях. – Число священников в армии не превышало 50 (речь идет, по-видимому, только о Добровольческой армии, в Донской армии военных священников было, по крайне мере, не меньше, учитывая, что она сохранила в значительной мере кадр и традиции казачьих полков Императорской армии. – А. Н.). Ездить по фронту не представлялось никакой возможности, т. к. части были очень разбросаны и раздроблены»^viii. Работой на флоте ВСЮР (который был далеко не малой военной силой) о. Георгий вообще не нашел возможности заниматься, как, впрочем и во время Великой войны.

В сентябре 1919 года при ВВЦУ был образован Церковно-общественный комитет во главе с архиепископом Волынским Евлогием (Георгиевским). По замыслу ему предстояла «разработка назревших вопросов церковно-общественной жизни и осуществление их»^ix. Судя по воспоминаниям Высокопреосвященнейшего Евлогия, эти «разработка» и «осуществление» так и остались только на бумаге. Владыка Евлогий довольно подробно описывает, как побывал в Екатеринодаре у своего брата, в Ростове, где его «чествовало местное общество: купцы, профессора, общественные деятели угощали завтраками, обедами, утраивали приемы в клубах»^x, в Старочеркасске и у знакомого священника, который ему рассказывал о весеннем разливе Дона, когда «в одну хату казака заплыл огромный сом»^xi. Рассказывает о том, как его «потянуло на Волынь» и он уже сел в Ростове на «киевский» поезд, «запасшись большим количеством сушеной рыбы»^xii, но так и не уехал из-за того, что вблизи железнодорожной линии орудовали банды. Владыка рассказывает даже об участии своем в заседаниях ВВЦУ, церковном суде над архиепископом Екатеринославским Агапитом (Вишневским), и о том как произвел ревизию в Кубанской епархии, по результатам которой епископ Екатеринодарский Иоанн (Левицкий) был уволен на покой^xiii. Но вот церковно-общественная деятельность не оставила в воспоминания архиепископа Евлогия никаких следов.

ВВЦУ на Юго-Востоке России в своем первом составе просуществовало девять месяцев (от Ставропольского церковного Собора в мае 1919 года, до эвакуации Новороссийска в марте 1920 года). Причины его «слабого влияния на ситуацию на Юге России» некоторые авторы склонны объяснять тем, что «симфонии между белыми и Церковью не существовало», тем, что «Патриарх не благословил вождей Белого движения», тем, что «ВВЦУ не могли оказать ему эффективной помощи вследствие слабого авторитета Церкви у участников движения»^xiv. На наш же взгляд, все вышесказанное есть не причины, а следствия. Главная причина того, что Вторую Русскую Смуту не удалось одолеть, как одолели Первую, в том, что «богомольцы», которым по определению должно было быть «богомольцами Государевыми», не поняли тогда, что гражданская война в России есть война религиозная, не поняли и государственного смысла Белого движения.

После осеннее-зимних поражений ВСЮР 1919–1920 годов, Новороссийской трагедии и эвакуации в Крым деятельность ВВЦУ, наконец, приобретает тот самый характер, которому она должна была бы соответствовать изначально. Архетипы служения верных сынов Церкви делу Божию, запечатленные в истории XVII века, начинают проявляться в церковно-общественной жизни. Немаловажную роль, как представляется, здесь сыграла как смена Главнокомандующего, которым стал уже и до того неформальный лидер Белого движения генерал-лейтенант барон П. Н. Врангель, так и случившаяся не без Промысла Божия смена состава членов ВВЦУ. Архиепископ Донской Митрофан, епископ Ростовский Арсений, профессор П. В. Верховский остались на оккупированной большевиками территории. Архиепископ Волынский Евлогий отбыл в Сербию, протопресвитер Георгий Шавельский, который, по словам воспоминаний митрополита Вениамина (Федченкова), «к этому времени успел разочароваться в успехах движения и высоком уровне добровольцев»^xv, вскоре после эвакуации в Крым уехал оттуда в Болгарию.

В Крыму ВВЦУ возродилось в значительно обновленном составе. Помимо возглавлявшего его до эвакуации в качестве почетного Председателя митрополита Антония (Храповицкого), и архиепископа Таврического Димитрия (Абашидзе), в состав Управления вошли: архиепископ Полтавский Феофан (Быстров), епископ Севастопольский Вениамин (Федченков), ставший представителем ВВЦУ в правительстве Юга России при генерале П. Н. Врангеле, и богослов, профессор-протоиерей Сергий Булгаков. По постановлению ВВЦУ 12(25) – 14(27) сентября 1920 года по образу свершившегося осенью 1611 года «по приговору всей земли Русской» пощения и покаяния^xvi в Крыму состоялся чин «всеобщего покаяния в грехах». В течение этих дней были отменены публичные зрелища и увеселения. Особое место в «днях покаяния» отводилась распространению среди «мирян и воинства», в том числе и среди красноармейцев по другую сторону фронта, написанного о. Сергием Булгаковым «Послания ВВЦУ православному русскому народу», в котором, в частности, говорилось: «Многими тяжкими грехами осквернился народ наш в недобрые годины мятежного лихолетья и смуты: бунт и измена, цареубийство, пролитие крови и братоубийство, безбожие и осатанение, богохульство и кощунство, разбой и лихоимство, зависть и хищение, блуд и растление». Послание осуждало «учение безбожное» и его «лукавых лжеучителей, которые лестью обманули народ, чтобы затем поработить». В заключение ВВЦУ призывало «всех православных русских людей к покаянию и единению». По свидетельству митрополита Вениамина, это были дни массового религиозного подъема.

Но следует помнить, что прежде всенародного покаяния 1611 года, знаменовавшего начало одоления Смуты, было подобное ему покаяние «народа за совершенные измены» 20 февраля 1607 года перед Патриархом Иовом, но события Смуты развивались своим чередом^xvii. Заметим еще, что покаянию 1611 года, как и другим судьбоносным событиям времен Первой Смуты, предшествовали таинственные знамения и видения действительно «общегосударственного» характера. Для русского религиозного сознания XVII века живое общение Церкви Небесной и земной было несомненной реальностью. Не так обстояло дело в ХХ веке. Не только между видимым и невидимым мирами, но и между религиозным служением и «политикой» общественное мнение воздвигало труднопреодолимые препятствия. Несмотря на провозглашенные в декларации «За что мы воюем» слова: «за поруганную веру и оскорбленные ее святыни», «за освобождение от ига коммунистов, вконец разоривших Святую Русь», генерал Врангель категорически запрещал духовенству политические выступления, проповеди и лекции. Подобные дискуссии, по мнению генерала, уместны только после освобождения России, политическое устройство которой будет решено на «Всероссийском Народном собрании». Лиц, нарушивших указ, предписывалось высылать из Крыма, невзирая на сан и положение. Однако в начале октября 1920 года командующий 1-й армией генерал-лейтенант А. П. Кутепов уже жаловался в ВВЦУ, что духовенство не ведет антикоммунистическую проповедь. В ответ на данную жалобу ВВЦУ всего лишь предписало архиепископу Димитрию (Абашидзе), епископам Серафиму (Соболеву) и Вениамину (Федченкову) «объехать прифронтовую полосу и просветить духовенство об идеях Русской армии»^xviii.

В ноябре 1920 года после эвакуации Крыма в Константинополь прибыла большая часть иерархов, входивших в состав ВВЦУ ЮВР. В начале председатель ВВЦУ ЮВР митрополит Антоний (Храповицкий) полагал, что за границей деятельность высшей русской церковной власти следует прекратить, а попечение о духовных нуждах эмиграции должны взять на себя Поместные Православные Церкви, но, получив сведения о намерении генерала П. Н. Врангеля сохранить военную организацию для борьбы с большевиками и следуя совету Севастопольского епископа Вениамина (Федченкова), он пришел к решению о продлении полномочий ВВЦУ ЮВР. 19 ноября 1920 года в константинопольском порту на борту парохода «Великий Князь Александр Михайлович» состоялось 1-е заграничное заседание ВВЦУ. 22 ноября было принято постановление о продлении полномочий ВВЦУ ЮВР «с обслуживанием всех сторон церковной жизни беженцев и Русской армии во всех государствах». 29 ноября в результате переговоров с Местоблюстителем Вселенского Патриаршего престола митрополитом Брусским Дорофеем о церковно-правовом статусе русских архиереев и беженцев на канонической территории Константинопольского Патриархата. Митр. Антоний (Храповицкий). Фотография. 20-е гг. ХХ в.

2 декабря 1920 года Константинопольский Синод направил митрополиту Антонию грамоту, разрешавшую образовать из иерархов-членов ВВЦУ ЮВР временную комиссию (эпитропию) под высшим управлением Константинопольской Патриархии «для надзора и руководства церковной жизнью русских колоний в пределах православных стран, равно как русских солдат и беженцев, помещающихся несмешанными с прочими православными по городам и деревням в лагерях и особых помещениях». Комиссия получила название Временного Высшего Церковного управления за границей (ВВЦУЗ). Несмотря на установленное грамотой наименование комиссии, с конца января 1921 года в официальных документах она приняла самоназвание Высшего русского церковного управления за границей или ВРЦУЗ. Члены ВРЦУЗ считали свою организацию преемницей ВВЦУ ЮВР, подчиняющейся Патриарху Московскому, что вскоре стало одной из причин осложнения во взаимоотношениях между русскими архиереями в эмиграции и Константинопольской Патриархией. Еще в конце 1920 года в Сербию был направлен секретарь ВВЦУЗ Е. И. Махароблидзе для переговоров о переезде русских иерархов и перенесении ВВЦУЗ в Сербию, где формировался центр русской эмиграции на Балканах. Патриарх Димитрий предоставил возможность митрополиту Антонию жить в патриаршем дворце в Сремских Карловцах, а другим русским архиереям – в сербских монастырях. На заседании 19–21 апреля 1921 года ВВЦУЗ приняло окончательное решение о переезде в Сербию. По прошению митрополита Антония Синод Сербской Церкви согласился на перевод ВВЦУЗ в Сремски Карловцы.

В мае 1921 года митрополит Антоний направил Патриарху Тихону (Беллавину) письмо об учреждении ВВЦУЗ по благословению Константинопольского Патриархата, в котором отметил: члены ВВЦУЗ «мыслили и мыслят себя в подчинении Вашему Святейшеству и считают за Вами полное право отменять или утверждать его решения». Патриарх Тихон получил письмо в начале июня 1921 года и дал благословение на деятельность ВВЦУЗ. 1-е заседание ВВЦУЗ в Сремских Карловцах в составе митрополита Антония, архиепископа Феофана и епископа Вениамина состоялось 23 июля 1921 года. В отличие от Константинопольского Патриархата, считавшего ВВЦУЗ подведомственным ему учреждением, Архиерейский Собор Православной Сербской Церкви 31 августа 1921 года постановил принять ВВЦУЗ под свое покровительство с предоставлением ему на своей канонической территории права особой юрисдикции над русским духовенством и беженцами.

В перечне основных начинаний ВВЦУЗ была подготовка I Всезарубежного Церковного Собора. 21 апреля 1921 года ВВЦУЗ одобрило предложение епископа Вениамина (Федченкова) созвать из епископов, клириков и мирян русские церковные собрания в Константинопольском, Сербском, Болгарском и Западноевропейском округах РПЦЗ «для объединения, урегулирования и оживления церковной деятельности» и подготовки Всезаграничного русского церковного собрания. 25 июля ВВЦУЗ утвердило «Положение о созыве заграничного собрания Российских Церквей».

Заграничное церковное собрание, проходившее 21 ноября – 3 декабря 1921 года в Сремских Карловцах было переименовано 1 декабря по предложению митрополита Антония в «Русский Всезаграничный Церковный Собор». 26 ноября собрание приняло «Положение о ВВЦУЗ» и утвердило его структуру: назначаемый Всероссийским Патриархом Наместник, Архиерейский Синод и Церковный Совет. Звание Наместника Собор закрепил за митрополитом Антонием (решение Патриарха Тихона и Священного Синода от 13 октября отклонявшее предложение ВВЦУЗ об учреждении этой должности, еще не было получено). По «Положению» состав Архиерейского Синода утверждал Патриарх, но в его работе могли участвовать все русские архиереи, «приезжающие в место заседаний Заграничного Русского Синода». Церковный Совет образовывался из председателя-Наместника и 5 членов – 1 иерарха из Синода, 2 клириков и 2 мирян по избранию Всезаграничного Собора. Избранными клириками стали протоиерей Владимир Востоков и протоиерей Павел Крахмалёв, мирянами – граф П. Н. Апраксин и генерал-майор Н. С. Батюшин, впоследствии преподававший на Белградском отделении Зарубежных высших военно-научных курсов профессора генерала Н. Н. Головина.

Карловацкий Собор принял обращение «К чадам РПЦ, в рассеянии и изгнании сущим» о необходимости восстановления в России монархии и Царствующего Дома Романовых». Только теперь, когда исчерпались силы и средства Белой борьбы со Смутой, ВВЦУЗ и Собор пришли к ясному сознанию ее государственного и церковного смысла. Этот и другие документы вызвали соответствующую реакцию советских властей, усмотревших в них «поддержку контрреволюции» со стороны Православной Российской Церкви. 28 марта 1922 года органы ГПУ предъявили Патриарху Тихону «ультимативные требования», в том числе о публичном определении своего отношения к «контрреволюционному заговору» зарубежных архиереев. 5 апреля Патриарх Тихон направил в ГПУ заявление, осуждавшее послание Карловацкого Собора о восстановлении династии Романовых «как акт политического выступления духовенства». ГПУ настаивало на открытом церковном суде над зарубежными иерархами. 5 мая 1922 года под открытым давлением со стороны государственной власти Патриарх Тихон, Священный Синод и Высший Церковный Совет приняли постановление, признавшее послание Карловацкого Собора обращение о восстановлении династии Романовых «актами, не выражающими официального голоса РПЦ и ввиду их чисто политического характера не имеющими церковно-канонического значения». ВВЦУЗ объявлялось упраздненным.

Митрополит Антоний решил подчиниться – упразднить ВВЦУЗ и удалиться на покой в один из монастырей на Афоне. Однако 30 июня на заседании Управления прозвучало суждение, что указ «носит на себе явные признаки того большевистского насилия, которое только и могло быть причиной его составления», и что ВВЦУЗ готово «прекратить свою деятельность и ликвидировать себя» лишь после получения «дополнительных указаний от Высшего Церковного Управления Российской Православной Церкви» и о необходимости получения разрешения на ликвидацию от Константинопольского и Сербского Патриархатов, благословивших его учреждение. ВВЦУЗ подчеркнуло: оно было организовано на Соборе в Ставрополе (как ВВЦУ ЮВР) и утверждено на Карловацком Соборе, поэтому его ликвидация должна получить соборное одобрение, и «до того времени ВЦУЗ... не имеет даже права и возможности прекратить свою деятельность и остается в своем прежнем виде».

2 сентября открылся Архиерейский Собор РПЦЗ, который постановил упразднить ВВЦУЗ, образовать временный Архиерейский Синод РПЦЗ и передать ему все права и полномочия ВВЦУЗ. Для окончательной организации высшей церковной власти РПЦЗ было решено созвать Всезаграничный Церковный Собор, подготовка которого поручалась временному Синоду. В тот же день членами Синода были выбраны: митрополит Антоний (председатель), митрополит Евлогий, архиепископ Феофан, епископы Гавриил и Михаил. 7 сентября временный Архиерейский Синод РПЦЗ уведомил о роспуске ВВЦУЗ все зарубежные русские Епархиальные управления, миссии и приходы. После безрезультатных попыток организовать новый Всезаграничный Собор и проведения письменного опроса зарубежных архиереев 31 мая 1923 г. на Архиерейском Соборе РПЦЗ принято определение о сохранении временного Архиерейского Синода в качестве исполнительного органа высшей церковной власти за границей.

В последующие десятилетия верность Зарубежного Синода и возглавляемой им Русской Православной Церкви Заграницей монархическому идеалу являло собою стремление сохранить в церковном сознании мистические основы государственной идеологии русского православия, которое неразрывно связывалось с надеждой на возрождении России как родины (в указанном выше религиозном смысле) перед концом времен, согласно предсказаниям святого преподобного Серафима Саровского, святого праведного Иоанна Кронштадтского и других великих святых.

Примечания: