Из письма товарища от 5 апреля 1942 (Рейх) — солдату Францу Мюллеру (сводка от 16 августа 1942 Особого отдела НКВД Сталинградского фронта) 

«…Скоро ли кончится это свинство! Мы получаем теперь опять уже меньше хлеба: всего полтора кило на человека в неделю, триста граммов мяса на человека в неделю и одно кило муки на весь месяц. Когда кончится картошка, Бог знает, что мы тогда будем жрать. Тогда пойдут в ход майские жуки, молодые лягушки, вороны. Кто знает, что еще будет впереди… Теперь скоро придёт очередь и 16-летних». 

Из письма от 4 мая 1942 ефрейтора Ганса Блюменгофа — Маркусу Люценбергеру (сводка от 16 августа 1942 Особого отдела НКВД Сталинградского фронта) 

«…Если подумать, сколько уже убито товарищей из тех, которые вместе со мной начинали в 1939 году военную карьеру, приходишь в ужас. Жаль, что гибнет такой полноценный человеческий материал, а слабосильные и больные остаются в живых. Что же будет с нашим народом!» 

Из протокола допроса бортмеханика FW 189, унтер-офицера Рупера Хольцера, взятого в плен 14 августа 1942: 

«Вопрос: До конца мая 1942 вы находились в Антверпене. Что вы можете сказать о налетах английской авиации на Северную Францию и Германию? 
Ответ: Я сам был свидетелем и видел результаты английских бомбардировок Шербура. Портовые сооружения абсолютно выведены из строя. Разрушены находящиеся там заводы Рено и сильные повреждения нанесены жилым кварталам города. Кроме того, мне доводилось разговаривать со многими товарищами, которые бывали в Киле, Вильгельмсхафене и Любеке. Они рассказывали, что эти города разрушены, примерно, на 60 процентов. Промышленность фактически выведена из строя». 

Из докладной записки от 5 июля 1942 Особого отдела НКВД Юго-Западного фронта о высказываниях отдельных военнослужащих: 

Младший сержант роты ПТР 293-й стрелковой дивизии И.М. Багатиков, 1912 г. р., уроженец Курской области: «70 тысяч бойцов и командиров, о которых идет речь в газете, не пропали без вести, а перешли к противнику. Я тоже возьму автомат, перестреляю командиров и с автоматом перейду к немцам». 
Арестован. 
Командир орудия 436-го отдельного зенитного артиллерийского дивизиона Прокопенко прочитал красноармейцам своего расчёта листовку, а затем заявил: «Немцы делают совершенно правильно, что сбрасывают листовки. То, что они пишут в своих листовках — всё это правильно, а также правильно немцы пишут, что наше правительство сбежало. Единоличное распределение земли между крестьянами верно потому, что вся земля Германии не нужна. Моя мать на оккупированной земле живет хорошо и ожидает меня».
Предложено арестовать. 

Из дневника солдата мотопехотного полка 16-й танковой дивизии (полевая почта № 02051) Альфреда Риммера, убитого в Сталинграде после 24 августа 1942 (по донесению от 30 октября 1942 Особого отдела НКВД Сталинградского фронта): 

«26 июля. Никто не может себе представить, как мы боимся самолетов. Как только самолет замечен, все сразу бегут в окопы или прячутся куда-либо. После обеда за нас отомстили. Появились 10 русских бомбардировщиков, и два наших Ме 109 погнались за ними. Через несколько минут 5 русских самолетов были сбиты, остальные пять постигла та же участь, несколько километров дальше. Спустились 6 парашютистов. Русский офицер рассказал нам, что они вылетели из Сталинграда, но возвратиться должны были на другой аэродром для того, чтобы другие лётчики не видели сколько самолётов сбито». 

Из докладной записки от 6 августа 1942 Особого отдела НКВД Сталинградского фронта об антисоветских и пораженческих высказываниях отдельных военнослужащих 21-й армии: 

Казначей полевой хлебопекарни 76-й стрелковой дивизии старший сержант Торон: «Куда нам воевать, везде видна наша бедность. Мне лично всё равно в какой стране жить. В нашей стране никто лучше не жил, чем в любой стране, где нет советской власти. Коммунизм нам не построить… Зачем полякам и украинцам освобождаться, когда они в настоящее время освобождены. При оккупации Краснодарского края воевать больше не буду, а останусь жить на оккупированной немцами территории». 
Предложено арестовать. 

Из приказа от 8 августа 1942 отдела Ic (Абвер) 16-й моторизованной дивизии Вермахта (по материалам докладной записки от 31 октября 1942 Особого отдела НКВД Сталинградского фронта): 

«…Особенно проживающих на Кавказе народов заставляют меня предупредить о недопустимости перегибов в отношении местного населения. Жители Кавказа в большинстве своем враждебны большевизму и стремятся освободиться от коммунистического насилия. Они видят в германском солдате естественного союзника, и разрушать их веру является преступлением перед германским народом. 
Несмотря на все приказы, имеются еще к сожалению случаи, когда солдаты врываются в дома, мародерствуют и грабят. Некоторые командиры частей как видно забыли, что во главе “заготовительных команд” должен стоять офицер или унтер-офицер». 

Из спецсообщения от 19 августа 1942 Особого отдела НКВД Сталинградского фронта «Об отрицательных высказываниях отдельных военнослужащих Сталинградского фронта в связи с изданием приказа Ставки № 227»: 

Красноармеец 53-го зенитно-артиллерийского полка Лодзинский в присутствии красноармейцев своего подразделения: «Этот приказ является последней предсмертной судорогой советской власти».
Арестован. 

Из письма осведомителя «Активист» в Особый отдел НКВД Сталинградского фронта:

«Переходят на сторону германских войск украинцы, белорусы, северо-кавказцы. В сентябре месяце под Сталинградом в одну ночь перешли в сторону германских войск более 50 человек не только из оккупированных, но таскают с собой из неоккупированных мест красноармейцев». 

Из донесения от 16 сентября 1942 Особого отдела НКВД Сталинградского фронта о ходе боёв в Сталинграде: 

«15-го сентября в бою у здания НКВД взята в плен женщина, владеющая немецким языком, назвавшая себя Володиной, принимавшая активное участие в бою в качестве автоматчика со стороны немцев. В связи с тем, что она была ранена, обстановка не позволяла произвести допроса и нашими работниками Володина расстреляна». 

Из писем казаков-добровольцев (11-й взвод, полевая почта № 24158) неустановленной части Вермахта — родственникам в Ростовскую область и Краснодарский край, захваченных в качестве трофеев в здании комендатуры хутора Голубинского (по материалам спецсообщения Особого отдела НКВД от 7 декабря 1942): 

Осень 1942

Николай Глухов — жене и детям: 
«Жив и здоров, одет и сыт очень хорошо, болею о вас, живы ли вы и есть ли у вас чего покушать. Я думаю, староста Синявской знает, где я нахожусь и он должен оказать тебе жена и моим детям пособие».

Семён Ларин — отцу: 
«Имею право гордиться, что нахожусь в германской армии солдатом, числюсь как донской казак. По мобилизации не воевал, сразу пошел на сторону германской армии. Вообще у красных не воевал ни одной минуты, а пошел в германскую армию». 

Алексей Кривенко – жене в Краснодар: 
«Наожусь в германской армии… Наше командование о нас беспокоится, не только о нас, но даже о наших семьях». 

Из докладной записки от 19 января 1943 Особого отдела НКВД Донского фронта о реагировании военнослужащих на введение новых знаков различия: 

Старший сержант Пелипко, 218-й армейский запасной стрелковый полк, в беседе с красноармейцами заявил: «Я раньше служил в царской армии унтер-офицером. Откровенно говоря, в царской армии служить было лучше. Там можно было выпить, находясь при исполнении служебных обязанностей, а сейчас, если выпьешь, то отдадут под суд. Ладно, что в Красной армии скоро будут новые порядки — обратно вводят погоны, а это значит, что коммунистам крышка. Вот уже открыли церкви и жизнь начинается по-старому». 
Взят в оперативную разработку.