Поделиться:
13 марта 2013 00:00

Что значит для меня быть русским?

Как человек, безотносительно к моему национальному происхождению, я решаю проблемы, стоящие перед любым «земнородным». Стараюсь соотнести себя с Абсолютным и Вечным началом бытия, с незыблемым нравственным законом, на котором построен мир, и в этом соотношении строю свою семью, воспитываю детей, тружусь ради куска хлеба и того чувства нужности для других, без которого невыносимо жить.

Но между всечеловеческим и семейным есть для меня и уровень родовой, национальный. То чувство сродства со своим племенем, которое заставляло ревностного ученика Христа, ради спасения родных ему по плоти израильтян испытывать «великую печаль и непрестанное мучение» и быть готовым даже на отлучение от своего Учителя и Господа [Рим. 9, 2-4]. Это то чувство, которое побуждает гражданина, оставив свой дом и своих близких, идти, жертвуя жизнью, на защиту Отечества.

Ныне от русского не требуется такой жертвы, но иная, не меньшая жертва, должна быть принесена им. Мы должны взглянуть в свое национальное прошлое и суметь увидеть в нем те ошибки, которые ввергли нас в нынешнее бедственное состояние. Как и все живое, человек инстинктивно бежит от боли и страдания. И в истории своего народа он предпочитает не заглядывать в те адские бездны, которые копались его собственными руками. Суровому и пристрастному суду над собой мы предпочитаем объективизированно-беспристрастное повествование историка, а часто и его вытесняем красивой сказкой о прошлом. И вот сейчас наша главная национальная задача — отбросить сказку о славе и величии, отбросить анализ исторических закономерностей и совершить честный нравственный анализ наших слов и поступков на протяжении XX века.

Я должен ответить себе: можно ли оправдать ненасытное стремление к обладанию чужим имуществом, овладевшее русскими в начале XX века и ставшее причиной страшной катастрофы 1917-1922 гг. Я должен спросить себя также, не самодовольное ли наслаждение богатством высших при равнодушии большинства из них к судьбе простонародья, соблазнило низших на грабеж имущества и убийство его владельцев. Я должен пережить вместе с народом позор капитуляции перед врагом в 1917-1918 гг., позор, усугубленный тем, что бежавшие с фронта убивали еще сражавшихся, стремившихся образумить их, и подать им пример воинского долга. Я должен пережить и всеобщую апостасию, кощунственное отрицание Бога, попрание святыни и кровавое глумление над теми, кто не побоялся встать на защиту отеческой веры. Но я также должен спросить и о том, почему после десяти столетий христианской проповеди народ русский так легко попрал все евангельские заповеди и бестрепетно опаскудил святыню веры. Что это: следствие тупости учеников или результат нерадения учителей, думавших больше о себе, а не о вверенном им стаде? Наконец, я должен спросить и о последнем царе, по точному слову Александра Солженицына «предавшем всех нас своим отречением», и о народе, с полным равнодушием, а то и злорадством пережившим свержение 300-летней династии и бессудное убийство Николая II, его семьи и верных слуг кучкой разноплеменных разбойников.

Пусть даже революция и сделана на немецкие деньги, и царь был убит при попустительстве (если не по приказу) своего более удачливого кузена Вилли. Пусть в высшем эшелоне большевицкой власти и в репрессивном аппарате ЧК в первое десятилетие евреи и латыши составляли большинство. Все равно лишь согласие русского народа на зло большевизма сделало эту власть возможной и утвердило ее на многие десятилетия. И потому я, как русский, несу полную ответственность и за то, что случилось в 1917 г. И за то, что творилось все 70 лет коммунистической диктатуры, за все убийства выстрелом в затылок, за все депортации народов, за все завоевания, обагренные морями крови и бесчисленными физическими и нравственными муками — от войны в Финляндии в 1918 г. до войны в Афганистане в 1980.

Да, за это время русские люди и в своей стране и в изгнании свершили много добрых и славных дел, которыми можно услаждать сердце, но эта радость бесполезна для нравственного выздоровления моего народа. А вот осознание своих падений и их причин, и возненавиденье того, что мы сотворили — оно одно способно очистить и преобразить русское сердце и сделать нас достойными права жить среди других народов и племен земли.

Это изменение ума, эта метаноя есть не только нравственная обязанность перед прошлым. Она, как и любое раскаяние, залог здорового будущего. Наши нынешние постыдные бедствия, разворованность страны нами же избранными правителями, нищета одних и незаслуженное, бандитски кичливое богатство других, отсутствие чести, совести, любви «к родному пепелищу» и к «отеческим гробам» у молодых и тяга к советской рабской сытости (да и была ли она?) у стариков — не есть ли все это следствие нераскаянности сердца моего народа и мутной тупости ума, страшащегося взглянуть трезво на то, что наделано нами, нашими руками, с нашего молчаливого, а то и действенного согласия в недалеком еще прошлом?

И именно потому, что я как русский, желаю славы и благоденствия моему народу и моей Родине — России, я обязан, в твердой уверенности, что деяния каждого преобразуют всех тех, с кем соединяет он себя ответственностью, верой и любовью, — я обязан совершить это нисхождение в глубины нами же сотворенного ада, дабы до дна увидеть его в себе, возненавидеть, убить и, так очистившись, вновь войти в жизнь, достойную человека.

Библиотечка россиеведения. Выпуск № 6. «Преемственность и возрождение России», Москва, Посев, 2001