Поделиться:
30 мая 2016 08:49

Псевдо

Еще раз про «Бессмертный полк». Акция жива и продолжает набирать обороты. Когда выходят полмиллиона — можно ли не присоединиться, можно ли дать отрицательную оценку? Этот вопрос сродни еще одному: когда встают все под гимн страны — можно ли не встать?

Конечно, меня радует, что спустя два года (а тогда никто не думал так, как я, и многие написали и сказали мне много резко осудительного по поводу моей позиции: «Да как ты так можешь?» — самое мягкое. Даже самые близкие люди говорили: «Не знаю, стоило ли настолько резко…») многие стали выступать с критикой Бессмертного полка. Вот, пишут, что людей «сгоняли», им платили и т.п. А за что платили? А зачем сгоняли? Никто не пишет. Да, говорят, что несли портреты Сталина. А если без Сталина, то это уже будет хорошее дело?

Вчера выходили за деньги и с чужими портретами, завтра — бесплатно выйдут и со своими, с родными. Вчера несли Сталина, завтра и без него обойдутся.

Но дело вообще не в этом.

Постараюсь еще раз написать о вечных ценностях.

Само название акции — «Бессмертный полк» — нехристианское принципиально. Христианское отношение к войне заключается в том, что мы всегда помним, что люди на войне убивают и умирают, мы помним о хрупкости человеческой жизни, о том, что люди — смертны. Таков взгляд христианина. Итак, название «Бессмертный полк» уже само по себе должно отвращать христианина от этой акции. Это немилосердное название. Бесчеловечное. А христианство — милосердно, человечно.

«Бессмертный полк» также уже в наименовании отвергает христианское воспоминание усопших. Слова панихиды: «Сам Един еси Безсмертный, сотворивый и создавый человека: земнии убо от земли создахомся, и в землю туюжде пойдем, якоже повелел еси, Создавый мя и рекий ми: яко земля еси и в землю отыдеши, аможе вси человецы пойдем» — очевидно неуместны на этом шествии. Если здесь неуместны (даже более того — противоречат происходящему) слова православной молитвы, то уместно ли само это действие?

Человек в христианстве — это личность. А тут — что-то безличностное, родовое. От чьего имени вступают в этот полк — от имени деда или от своего? Если от своего — то зачем портрет деда? Если от имени деда — то никакого права нет у внука его записывать в какой бы то ни было «полк», тем более, «бессмертный», то есть предполагающий вечную участь. Вечная участь определяется Создателем. Не нами. Всякое узурпирование бессмертия — кощунство, богохульство. Это сравнимо с грехопадением Адама в Раю — дерево есть, плод есть, отчего бы не съесть? А нельзя. Нельзя подменять Личность Бога — каким-то иным сверх-смыслом (вечность, бессмертие — не в Боге, а в Победе), как и свою личность нельзя подменять — своим предком.

Христианам важно заботиться о том, где и как человек погребен, так как здесь мы проявляем свою веру в воскресение. А тут — принципиально не важно. Он же бессмертный, значит, он не умер, значит, проблемы непогребенных солдат не существует.

Терминология «Бессмертного полка» учит, и, что хуже и гораздо опаснее — воспитывает нечуткость к чрезмерности жертв войны, победа в которой празднуется этой акцией. Чем больше вышло — тем радостнее. А не ужаснее? Чем больше потерь — тем радостнее? Тем ведь многочисленнее будет Бессмертный полк.

Нехристианским, языческим по сути является культ Победы. Это слово пишут нарочито с большой буквы. Не-победу вообще переживать не стоит, вспоминать погибших в непобедных войнах — тоже.

Языческий, именно религиозный принцип: победил тот, кто выжил. Кто погиб (кто не бессмертен), тот не наследник Победы. Опять же — это оправдывает наличие сотен тысяч непогребенных солдат, они же не наследники Победы.

Языческий принцип: победители те, у кого есть потомство. А как быть с теми жертвами войны, у кого нет потомков? Но бессмертие, по чисто языческому принципу, в рамках «Бессмертного полка» зависит от того, есть ли дети и внуки.

Нас все время призывают благодарить тех, кто выжил, и радоваться за тех, кто выжил. А как насчет тех, кто не выжил? Где благодарность им? И какой она должна быть? У нас даже есть такая поговорка: «Блокаду пережили и это переживем». Такую поговорку можно услышать по любому поводу: по поводу повышения цен или сильных морозов. Я всегда отзываюсь на это высказывание: «Так ведь не пережили. Не пережили! Умерли. Миллион человек — не пережили!» Итак, бессмертие тут — это выжить и иметь потомков. А это — нехристианский, языческий принцип.

Более того, бессмертие это — именно только в полку. В строю. В военной готовности. Другого не предлагается. И бессмертие нужно как бы возобновлять — ежегодным маршем. Это принцип ритуала. Это религиозный, языческий принцип. Уже идут призывы хотя бы в окно выставлять портрет — да, я в строю, да, в я в полку. Не смущаются говорить и о том, что живые — те, кто встал в строй. Кто не встал — не живы. Это тема анти-воскресения.

Личность человека, жизнь, даже самая короткая, она ведь больше даже самой страшной войны. С чем человек сам хотел бы уйти в вечность? Многие, я думаю, хотели бы унести туда воспоминания детства, теплые слова матери, надежные руки отца, утренний свет сквозь занавески родного дома и т.д. Но предлагается только тема войны, как определяющая человека в вечности. Не это ли вечность ада?

В жизни человека, даже погибшего в войну, были и другие важные события. Но его жизнь и его личность не интересны. Не случайно ведущие телетрансляций постоянно задают однотипный вопрос: «Как ваш предок провел войну?» Кто он, этот человек на портрете — определяется одним — как провел войну. По стилистике этот вопрос — вопрос из советской анкеты. В нем нет ничего радостного, ничего победного. Последствия неправильного заполнения могли быть смертельны. Просто советский человек — он далеко не бессмертен. Бессмертным делает война. Но не всех. Может, кто-то вспомнит, как сжимались от страха советские люди (я помню, что в основном — женщины), даже в 80-х годах! — встречая в анкете вопрос: «Находились ли на оккупированной территории?»

Акция «Бессмертный полк» связывает положительную ценность — семейную, родовую память — с участием предков в войне и с гордостью потомков за это участие в войне. Но для христиан эта память имеет истоком сам факт родства — и все! Этого вполне достаточно для памяти, для молитвы. Все наши предки одинаково нуждаются в нашей памяти о них, в молитвенном поминовении, в семейной памяти и в причастии Церкви если не в своей жизни, то в молитвенной жизни потомков. Участвовали или не участвовали наши предки в войне — это никак не влияет на нашу связь с ними. Она от этого не зависит. Победили они или проиграли — тоже не важно. А в рядах «Бессмертного полка» возникает разделение наших предков на бессмертных и не бессмертных — на участников войны и не участников. На победивших и проигравших. С портретами кого-то мы можем пойти, а кого-то — не можем? Нам надо не только «гордиться», но и «стыдиться». Но не преступлений стыдиться, не грехов, а вот этой непригодности к «Бессмертному полку»? Это, конечно, аналогия христианского учения о Страшном Суде, когда овцы будут разделены — кто в жизнь вечную, кто в погибель.

Во время телетрансляций постоянно звучит утверждение, что эта акция выражает устремленность нашего народа к миру. Но почему тогда «полк»? Когда миллионы людей по всей стране, назвавшиеся «Бессмертным полком», наряжаются в бутафорскую военную форму сами и наряжают детей, а свое шествие встраивают в движение военных колонн (военной техники и настоящих полков) — это проявление устремленности к миру, ценности мира, неприятия войны? Ничуть не похоже. Ведущие телетрансляций, корреспонденты и прочие комментаторы постоянно сбиваются, называя бессмертным полком не только портреты, а именно родовую заменяемость единиц этого безразмерного полка: «Встал на место деда внук, встанет и правнук — пусть это не прервется!»

Даже православные СМИ (портал «Правмир») пишут в заголовках: «700 тысяч бессмертных бойцов», а в подзаголовке: «В «Бессмертном полку» прибыло!». Детям внушается: вы — бойцы! И надевается пилотка, а то и сразу — каска. Война — она же всегда с врагом — это и ребенку понятно. Врага надо знать. Воевать надо быть готовым. Кто не хочет — предатель. И так далее. Вот такое воспитание получат «сыны Бессмертного полка».

На наших глазах создается новая религия — гражданская религия. Она обходится без обращенности к Богу, но выполняет все религиозные функции: бессмертие предков и возможность к ним обратиться, личная причастность высшему смыслу, повторяемость религиозного ритуала.

Псевдо-крестный ход с псевдохоругвями.

И такое эстетическое убожество! А ведь это очень важный критерий для псевдореальности: она всегда эстетически убога. Это же просто некрасиво, это пошлость: портрет на палке. Не случайно люди после шествия хотят куда-то спрятать это безвкусие, засунуть поскорее в мешок, они стыдятся своего вида, когда оказываются не «в строю». А настоящая культура, традиция, религиозность — это всегда причастно красоте, это эстетически высоко, это возвышает. А акция «бессмертного» шествия с фотокарточками на палках — это выглядит как карикатура, как «капустник», как карнавал, и, конечно, это никак не высокая культура, в лучшем случае — массовая, но когда массовая «культура», которая по сути — псевдокультура, ставит себя так высоко — в ранг обязательного приятия, то это уже узурпация.

Кто-то оправдывает так: начнется эта память с такой вот формы, да — не очень принятой, но хоть с чего-то надо начать помнить предков, потом люди заинтересуются семейной историей и будет уже настоящая память, на другом уровне. На это я могу сказать: начать слушать «попсу» — вовсе не значит вскоре приобщиться к классической музыкальной культуре, напротив, скорее всего, на этом уровне «музыкального развития» человек останется навсегда. Поэтому лучше всего — «попсу» вообще не слушать.

Интересно, что в этом году в Петербурге практически не было наружной рекламы Бессмертного полка. Если в прошлом году весь город был заполонен плакатами, призывающими принять в нем участие, то в этом году я даже думала — вдруг его не будет? Я не встретила ни одного плаката! То есть, по всей видимости, рекламу этой акции целиком проводили в телевизоре. А кто не смотрит телевизор — тот и участвовать в этом, скорее всего, не будет. Хотя следующему большому городскому мероприятию — Международному книжному салону — в городской рекламе и в этом году традиционно уделяется большое место. Известно, что современное российское общество уже разделяют на тех, кто смотрит телевизор, и тех, кто не смотрит. Кто смотрит — это уже вполне определенная характеристика человека. Телевидение у нас сегодня такое, что человек культуры смотреть его просто не может — невыносимо противно. И для таких людей даже не стали стараться — сообщать им про планируемое на 9 мая такое масштабное массовое мероприятие, как Бессмертный полк (напомню, вышло полмиллиона человек).

В этом году, когда Пасха была так близка к 9 мая, мы также увидели, что на крестных ходах вкупе было сильно меньше людей, чем в Бессмертном полку. Христианство явно проигрывает. Не поэтому ли многие священники хотели бы «встроиться» в строй этого полка? Но… так ли нужны они со своими прихожанами этому полку? Но не очень они будут и заметны в его рядах.

Надо отметить, что в этом году многие комментаторы назвали Бессмертный полк признаком зарождающейся гражданской религии. Но почему это пугает в основном светских и даже нарочито нерелигиозных людей? Почему это не пугает гораздо больше нас, христиан? Ведь должно так быть.

В прошлом году один священник сказал, комментируя 9 мая, что хорошая, конечно, идея «Бессмертного полка», но вот сколько из тех, кто принесли портрет своего деда-прадеда, пришли в связи с 9 мая не только в Бессмертный полк, но и в храм — помянуть его?

И что вы думаете? Многие православные(!) люди резко осудили эти слова! Их возмутил призыв к участникам акции «Бессмертный полк» пойти еще и в храм. Возмутил до сильнейшей степени. Я была свидетелем, когда обычно спокойные, интеллигентные люди — кричали, что подобные высказывания священника недопустимы в принципе!

Однажды в беседе с интеллигентной и православной дамой, когда речь зашла о жертвах войны, на ее мнение, что погибшие в 41-45 гг. — они же святые, я заметила, что это не так. Эта дама была поражена моим кощунством, она говорила, что гибель в этой войне — это настоящее христианское крещение, «крещение кровью». Я опять сказала, что это не так. Моя собеседница плакала, и это были подлинные слезы искренне верующего, очень глубоко религиозного человека. А я чувствовала себя ужасным человеком, совершившим кощунство, осквернившим ее святыню. Через 2 года я ее встретила, она, на мое удивление, вполне здраво, трезво рассуждала о войне. Что изменилось? Могу предположить, что этот водораздел надо просто перейти: отделить псевдохристианство от христианства будет больно, но в итоге христианство исцелит все наши внутренние травмы. Свет Христов просвещает всех.

Почему так много людей идут в «Бессмертный полк»? Это ведь действительно миллионы. 500 тысяч в Петербурге, 700 тысяч в Москве. И во многих городах России. Это очень много. И будет больше. И в десятки, и в сотни раз больше чем тех, кто придет в храм.

Горькая правда, которую христианам так трудно признать: мы в меньшинстве.

Оттого так хочется встроиться в новую гражданскую религию и православным? То, что в этом шествии идут и православные, напоминает подписание Декларации 1927 года… Таких вот «расписываний» под этой Декларацией было уже немало. Это — очередная.

«Мы хотим быть православными и в то же время сознавать Советский Союз нашей гражданской Родиной, радости и успехи которой — наши радости и успехи, а неудачи — наши неудачи».

В советское время Русская Церковь была принуждена заняться так называемым «богословием мира». И сейчас многие священники считают это большим достижением в смысле того, как Церковь умела наладить отношения со светской властью. «Умела же! Сегодня так не могут. А ведь тогда мы достигли в этом высот». Государство требовало бороться за мир — в условиях холодной войны. И Церковь разработала целое «богословие» на эту тему.

За годы советской власти мы привыкли думать, что отделение Церкви от государства — это безусловно плохо. И сегодня секулярные авторы часто напоминают нам: «ведь у нас Церковь отделена от государства». На мой взгляд, никто не понимает, что это реально значит. Если Церковь отделена от государства, то она одна такая? А все остальные — не отделены? Например, другие религии — не христианские — не отделены от государства? Или правильно говорить: «религия отделена от государства»? А что не отделено? Бизнес? На мой взгляд, вообще никто и ничто в этом мире не отделено от государства. Мы существуем в рамках государств, весь мир так устроен. Как можно «отделиться»? Не понимаю.

Если сторонние критики Церкви пеняют ей, что она «отделена от государства», то и церковные люди часто говорят об «отделении от государства» как о важной ценности, к которой надо стремиться. На мой взгляд, это вожделенное для всех «отделение» — не ахти какая ценность. Да, церковные деятели радовались «отделению» после Февраля 1917-го. Но почему-то перестали радоваться после Октября. Даже, как мы знаем, многие стали поддерживать политику митрополита Сергия к обратному соединению с государством как к залогу выживания Церкви. Так вот, само это словосочетание «отделение от государства» — как и многое в советской стране — очень лукавое, в нем самом — обман. Тут главное: а кто источник жизни? Отделение от источника жизни — смерть. Исчезновение, уничтожение. Если источник жизни — в государстве, тогда все понятно. Но тогда же понятно и то, что это государство узурпировало роль самой Церкви. Потому что для христиан источник жизни — никак не в государстве. Если же государство не узурпирует этого качества (быть источником жизни, и даже — жизни вечной), то в какой угодно форме с ним ни соединяйся — вреда не будет, поглощения не будет, изменения сути твоей — не будет. Потому что источник жизни — в себе, а не в государстве. Поэтому, в принципе, для Церкви не страшно это соединение. Соединяется же Церковь и с национальной культурой, и с исторической ситуацией, и много еще с чем человеческим. Но вот если государство — не просто инструмент организации человеческого общежития, а псевдо-Церковь, «источник жизни», то это уже принципиально другой вопрос.

Один священник «старой школы» так объяснил достижения советского богословия: как Христос беседовал с дьяволом и нашел с ним «консенсус», так и мы должны уметь договариваться, уметь достичь консенсуса с кем угодно. У Христа консенсус с дьяволом, у Русской Церкви — с Советским государством. Такой вот «диалог» — «разговор на равных», как Церковь с Церковью.

«Консенсус» достигается встраиванием новых святынь в православие: ношение георгиевской ленточки приравнивается к ношению креста, шествие в Бессмертном полку — к крестному ходу и т.д. Отказ от этих новых святынь именно в православной среде вызывает очень нервную, болезненную реакцию — как на оскорбление самых близких сердцу святынь.

Выражается это не только в болезненной реакции на критику Бессмертного полка или отказ носить георгиевскую ленточку, но и в других, более тонких вещах. Люди чувствуют, что упоминать о ГУЛАГе вблизи священной даты 9 мая — кощунство. Новая религия — новое кощунство.

Ставить рядом два эти роковых явления XX века — Великую отечественную войну и ГУЛАГ — невыносимо, невозможно, неприемлемо. Отчего-то в связи с этим сразу чувствуется страх, что вот-вот хотят надругаться, отнять, оскорбить святыню — войну.

Многие задумались — почему идея этого шествия бессмертных в ходе военного парада на 9 мая или даже вместо него (и уж конечно — вместо панихиды, которой на государственном уровне как не было, так и нет) — почему возникла так поздно, только сейчас? Это результат поиска выхода из положения: ветераны кончились! Да, ветераны умирают. Их почти не осталось. Теперь называют ветеранами тех, кому в 1945 году было 5 лет. Возможно, поэтому эта акция была на «ура» воспринята на государственном уровне. Но появилась она именно сейчас, а не ранее, еще и потому, что только сейчас появилось то «ровное» поколение, у которого обязательно какой-то ветеран в роду да найдется. Дело в том, что еще одним поколением ранее были семьи, где фронтовиков не было и быть не могло. Это семьи репрессированных прежде всего, где все мужчины были или уже расстреляны или находились в заключении. Теперь, когда в третьем-четвертом-пятом поколениях почти всегда найдется кто-то из участников военных событий, такую акцию только и можно было придумать и осуществить даже более-менее безболезненно.

Петербург в этом смысле город особенный, здесь всегда, с самого начала, было много иностранцев, которые приехали строить город и обустраивать его великолепную столичную и очень перспективную жизнь, они оставались здесь, их потомки становились русскими, но часто носили иностранные фамилии. Кто не уехал сразу после 1917 года, кто не бежал от ужасов революции, кто уже вышел из лагеря и вернулся, кто не был убит в годы Большого террора — этих носителей иностранных фамилий, особенно немецких — начали арестовывать буквально с 22 июня 1941 года, для страховки. Если раньше было нужно придумывать заговоры «польских шпионов», «японских шпионов» и т.п., теперь арестовывали просто из-за фамилии и/или указанной в документах национальности. И вот потомки такого деда — могут ли они выйти с его портретом 9 мая?

А почему — нет? Написать под портретом: «1941–1945 провел в ГУЛАГе как немецкий шпион». Он ведь не просто «сидел», он работал, как все гулаговские з/к, и работал «на Победу», как все работали в эти годы. Но ведь нет, не выйдут. И это еще одна неправда Бессмертного полка: он продолжает практику тоталитарного строя, разделяя людей по категориям. Кто-то не попадает в нужную категорию — и появятся новые «бывшие люди», интересно, как их теперь будут называть? И не просто не выйдут с портретом деда, проведшего ВОВ в ГУЛАГе, а не выйдут как бы стыдясь его — он опять не годный человек, не правильный. Мы опять предаем наших новомучеников. Снова и снова. Потому что нельзя делать такие вещи, в которых они — неуместны, они опять — враги. А ведь получается именно так. Мы создали шествие, в которое наши святые — не вхожи. И называем это нашей «исторической памятью» и даже «семейной памятью».

Если и говорить о победе, то и в христианстве есть победа — над грехом, над дьяволом. Для нашего народа это можно назвать победой над Сталиным в себе. Если каждый человек победит Сталина в себе — это действительно стоит праздновать. И такие победы требуются ежедневно, поскольку это слишком крепкое наследство, так просто от него не избавиться. Что такое Сталин в нас? Это отношение к человеку как к функции, это неуважение к личности, это надмевание над людьми и презрение к людям. Этого очень много в нашей жизни. Избавляясь от этого — мы избавляемся от Сталина в себе.

И если говорить о потомках — тут важно, чьи мы потомки по духу. В нашей обычной жизни, в гражданской даже, в общественной, и в религиозной тоже — это может быть обозначено тем, кто для нас будет авторитетом, кем мы восхищаемся, кого почитаем, за кем следуем, на кого хотим ориентироваться. Есть ли такие среди портретоносцев Бессмертного полка? Можем ли мы представить в его рядах таких людей, как Солженицын, и среди лозунгов — «Жить не по лжи»? Лихачева? Ростроповича? Аверинцева? Никого из людей высокой, настоящей культуры я в рядах этого действа представить не могу. Каких-то актеров — да, политиков — само собой. Но не людей культуры. Можете представить Ахматову — с портретом на палке идущую в строю Бессмертного полка? Абсурд. Невозможно представить. Это действо — карикатура на человека. И в этом тоже — неуважение к человеку.

И даже не во взглядах на историю, на войну тут дело. А в том, что это действительно уже какая-то параллельная реальность в смысле духовном. Это подмена христианства. Но одновременно это и подмена культуры — бескультурьем.

И если не можем с этой подменой бороться, то хотя бы можем не участвовать.

Видите, все «старинные» принципы жизни в тоталитарном государстве нам снова пригождаются!

Хотя, если есть смельчаки, из молодых душою, то они могут пойти на эту акцию и с портретами «других» ветеранов.

Ведь Солженицын — ветеран.

См. также:

Помочь! – поддержите авторов МПИКЦ «Белое Дело»