Поделиться:
11 сентября 2013 00:00

К 70-летию сталинского назначения на патриаршество митрополита Сергия (Страгородского)

Сергий СтрагородскийЧасть 1. Христианский вопрос и Вторая Мировая война.

Юбилей Архиерейского Собора 1943 года дает повод еще раз обратиться к событиям 70-летней давности, чтобы лучше и полнее изучить это совершенно необычное событие в жизни Поместной Русской Церкви. Стоявшая на пороге полного уничтожения от богоборческой власти, Русская Православная Церковь Московского Патриархата неожиданно получила какую-то возможность временной передышки. Конечно, это была лишь обманчивая видимость свободы, однако по сравнению с прошлым планомерным уничтожением Церкви, это было изменением огромным. Такая неожиданность и стремительность перемены от состояния мученичества к состоянию передышки в плену загадочны сами по себе. В чем причина этой перемены? Почему она стала возможной? И почему именно тогда и так внезапно? Подобные вопросы ставились церковной наукой уже неоднократно. Некоторые предшествовавшие собору события изучены досконально и в подробностях. Последовательность соборных деяний, состав и история его участников изучена церковной наукой почти до мельчайших деталей. Встреча иерархов со Сталиным также изучена со всеми возможными акцентами по всем имеющимся источникам. Но некоторые другие предшествовавшие собору события почти не освещены в исторических трудах, хотя их влияние на созыв собора было огромным.

Много загадок и вопросов имеется там, где мы пытаемся изучить все причины, почему Сталин принял решение встретиться с тремя митрополитами и созвать Архиерейский Собор. Среди этих причин есть как внутриполитические, так и внешнеполитические. И если о внутриполитических причинах сказано уже достаточно много в различных исторических трудах, то международное влияние на это судьбоносное событие в нашей церковной науке исследовано недостаточно. Наша статья посвящена именно этому. Хотя уже неоднократно указывалось в различных трудах, что поводом к встрече стал ожидавшийся визит в Москву Архиепископа Йоркского Кирилла Гарбетта, но подробности подготовки этого визита и весь внешнеполитический контекст его неизвестны церковному сообществу до сих пор.

Однако есть возможность частично пролить некоторый свет на подготовительные события к сентябрю 1943 года. Это в первую очередь имеющиеся английские и американские документы этого периода, относящиеся как к деятельности Англиканской церкви, так и к различным учреждениям власти. В данной статье мы постараемся осветить некоторые подробности подготовительных мероприятий к Собору 1943 года, сохранившиеся в архиве Ламбетского дворца, резиденции Архиепископа Кентерберийского. Анализ этих документов будет производиться в тесной связи с другими более известными событиями и документами.

Для понимания внешнеполитического контекста тех событий необходимо в первую очередь представлять роль христианского вопроса в происходившей тогда кровопролитной войне. Когда в сентябре 1939 года разразилась Вторая Мировая война, то религиозная печать и церковные лидеры в Великобритании и Франции однозначно поддержали свои правительства против гитлеровского Рейха. Поддержка немецких церквей своего правительства была далеко не столь явной и однозначной. Церкви в Германии подвергались давлению нацистской власти, хотя это давление несравнимо с гонениями на религию в СССР. Однако народ в Германии продолжал исповедовать христианство. Поэтому поначалу многим должно было казаться, что начавшаяся Вторая Мировая война оказалась войной одних христиан с другими. Однако действительность существенно отличалась от времени Первой Мировой. В межвоенный период христианские церкви Европы неоднократно обсуждали недопустимость в будущем представления межевропейской войны, как крестового похода одних на других в силу того, что и одна, и другая сторона -- христиане. На этом базовом принципе строились главные миротворческие усилия европейских церквей до войны. Однако к началу войны антигитлеровская коалиция уже имела значительной силы и убедительный аргумент представить свою войну, как защиту христианских принципов. Дело в том, что идеологические установки нацистской партии Германии однозначно декларировали отказ от христианства и необходимость введения новой национальной германской религии. И хотя гитлеровская пропаганда не спешила активно проводить эту идеологию в жизнь, разочаровывая своих сограждан-христиан, в стане антигитлеровской коалиции это вызывало однозначную ассоциацию с борьбой Германии против христианства. Поэтому среди глубоко-религиозных христиан в США, Великобритании и Франции отрицание фашистской Германии было почти однозначным. В либеральном лагере западной общественности встречались несколько иные упреки в адрес гитлеровских союзников. Так, например, особенно в отношении Италии, меньше в адрес Испании и Португалии бытовал в либеральных изданиях термин «клерикальный фашизм». Потом он сполна применен был также в отношении марионеточных Хорватии и Словакии. Однако нельзя сказать, что такая либеральная линия критики фашизма входила в сильное противоречие с широко распространенной христианской критикой. Ведь «клерикальный фашизм» и либералами, и глубоко-религиозными христианами одинаково рассматривался как искажение христианства.

В начале Второй Мировой войны западные демократии получили еще один достаточно сильный аргумент в пользу ассоциации себя с защитниками христианства. Это был союз между гитлеровским Рейхом и СССР, в котором Германия оказалась на стороне советского режима тогда, когда он был подчеркнуто антихристианским. Первоначальный шок от пакта Молотов-Риббентропп августа 1939 года и договора о дружбе быстро прошел, а его место заняли убедительные и вполне разумные ассоциации, что два антихристианских режима объединились против свободного христианского мира.

Примером симпатий христианских лидеров Европы в начальный период войны может служить судьба будущего первого Генерального Секретаря Всемирного Совета церквей (ВСЦ) доктора Виллема Виссерт Хуфта. Сам Всемирный Совет церквей был официально создан уже после войны в 1947 году, однако решение о будущем формировании ВСЦ было принято еще до начала Второй Мировой войны в 1937 году. Господин Виссерт Хуфт был избран председателем временного комитета ВСЦ на конференции в Утрехте. При этом доктор Виссерт Хуфт явно симпатизировал антигитлеровской коалиции еще в 1939-1940 годах. Он вынужден был переехать в нейтральную Швейцарию, откуда помогал не только устанавливать взаимоотношения между церквями на оккупированных территориях, но и помогать беженцам из Германии и антинацистской эмиграции. Сохранились свидетельства непубличных высказываний доктора Виссерт Хуфта 1940 года о том, что многие европейские церкви и их верующие пребывают в состоянии опасения или даже откровенного страха как перед Германией, так и перед богоборческим СССР. Этим опасением объяснялись в основном симпатии многих европейских христиан к западным демократиям. Сам Виссерт Хуфт считался признанным другом Британии и США, поэтому его религиозная деятельность вольно или невольно приобретала политическую окраску и в этом его трудно упрекнуть.

Еще до войны в Великобритании было создано Министерство Информации. Его основным предназначением в ходе войны стало противодействие своему противнику в Германии -- Министерству Пропаганды доктора Геббельса. Почти сразу в британском Министерстве Информации был образован религиозный отдел. С началом боевых действий важность работы церковного отдела министерства возросла не меньше, чем важность работы самого министерства. Интересно, что еще до войны церковный отдел Министерства Информации проводил различные мероприятия для недопущения влияния Третьего Рейха на религиозные организации и церкви в Европе. Так, например, Министерство Информации выступило инициатором оказания финансовой помощи Свято-сергиевскому богословскому институту в Париже с целью усилить его и Западно-Европейский Экзархат русских приходов против Германской епархии Русской Зарубежной Церкви. Несмотря на то, что деятельность Министерства Информации имела в основном секретный характер, однако в качестве постоянных консультантов его религиозного отдела выступали некоторые видные деятели Англиканской церкви. Также важным делом религиозного отдела Министерства Информации стала попытка завязать более тесные информационные контакты с церквями Балкан и, главным образом, с Православными Поместными Церквями этих стран. В этом министерству помог отдел внешних связей Англиканской церкви. Директор отдела внешних связей находился в переписке с несколькими епископами Сербской Православной Церкви. Важным делом Министерства Информации и его балканского отдела стал визит делегации Англиканской церкви в Югославию, Грецию и Болгарию. Этот визит тщательно и довольно долго готовился при взаимодействии Министерства Информации, Англиканской церкви и Форин Офис. Делегация встретилась с Его Величеством Королем Югославии и Сербским патриархом. Хотя этот визит готовился загодя, однако произошел он в мае 1940 года уже на фоне внезапного и трагического поражения союзников во Франции. Важно заметить, что немецкая печать яростно критиковала этот визит, как «английское духовное нашествие".

Часть 2. Антихристианский СССР в союзе с христианским миром

Если христианская идентификация противников Гитлера была однозначной и хорошо понятной в первый период войны, то после нападения Германии на СССР положение осложнилось значительно. Германская пропаганда с самых первых дней нападения на СССР стала проводить непрерывные информационные нападки на Великобританию, как на союзницу богоборческого режима в СССР. Ведомство Геббельса стало максимально использовать в своих интересах то, что на оккупированных территориях началось массовое открытие храмов всех основных исповеданий кроме иудейского. Постоянные новости о массовом возрождении церковной жизни оккупированных территорий СССР заполнили страницы газет и эфирное время немецких и подконтрольных им радиостанций. По всей оккупированной Европе и за ее пределами усиленно стал насаждаться образ германской армии, как якобы победоносной защитницы христианства. Любая информация о прежних гонениях на веру в СССР и любые слова благодарности только что выпущенных немецкой армией из тюрем иерархов и вообще христиан немедленно брались на вооружение. И хотя нацистский режим никогда не изменил своей антихристианской сути, но непрерывный поток сообщений о церковном возрождении в СССР затмил всякий антихристианский негатив идеологов Рейха. Для жителей Европы и нейтральных стран вести о страшных гонениях на веру в СССР и о возрождении ее на оккупированных территориях оказались гораздо более понятными и впечатляющими, чем некоторые идеологические установки национал-социализма, противоречившие христианству. Надо признать, что это время было самым сложным не только для Министерства Информации Великобритании, но и вообще для всего антигитлеровского христианского мира. Из прежней уверенной в своей роли защитницы христианской Европы Британия в глазах многих оказалась постоянно оправдывающейся за свой союз со Сталиным. Не только население оккупированных стран, но даже стран нейтральных стало больше верить немецкой пропаганде. Сила сочувствия по отношению к Британии и антигитлеровской коалиции в Европе снижалась. Антигитлеровская коалиция в этом вопросе проигрывала информационную войну. Это новое крайне невыгодное положение заставило Министерство Информации Великобритании активно и даже отчаянно искать выходы. Эти поиски шли даже на самом высоком политическом и государственном уровне. О них мы будем вести речь в оставшейся части статьи. Такие поиски, в конечном счете, привели к важным и интересным мероприятиям, предшествовавшим Архиерейскому Собору 1943 года и выборам патриарха Сергия. Поэтому и сам собор 1943 года, и выборы патриарха Сергия оказались несущими в себе не только внутрицерковное значение и не только значение внутрироссийское, но стали вольно или невольно знаком сильного сплочения антигитлеровских сил во всем мире. 

Сразу после нападения Германии на СССР в Министерстве Информации Великобритании был подготовлен меморандум «Религиозное отношение к сотрудничеству Британии с Советским Союзом». Этот меморандум отражал политику Соединенного Королевства в христианском вопросе в связи с войной. На обвинения нацистского ведомства Геббельса Британия планировала отвечать, что союзнические отношения с СССР никоим образом не отменяют того факта, что Англия по-прежнему отвергает коммунизм и его политику. Об отрицательном отношении к коммунизму сказал во-всеуслышание Уинстон Черчилль в своей речи 22 июня 1941 года, когда он обещал предоставить всю возможную помощь СССР для войны. Однако кроме этого в меморандуме подчеркивалось, что сложившийся союз не противоречит дословно «сражению за восстановление духовного наследия христианского Запада». Таким образом, Министерство Информации дало вполне определенные установки для своей линии военной пропаганды в христианском вопросе. Война идет за христианскую Европу против гитлеризма, а СССР оказался союзником, с которым есть серьезные теоритические и идеологические разногласия, но это никак не помешает защите христианской цивилизации. Скорее наоборот, Великобритания сможет существенно повлиять на своего еще атеистического союзника и добиться его исправления. Теперь, после того, как принципы войны были сформулированы и отточены, надлежало предоставить как можно больше доказательств этой политики. Поиски таких доказательств и получение их во что бы то ни стало стали самой большой задачей религиозного отдела Министерства.

Сразу после нападения Германии на СССР Министерство Информации обратилось за консультациями к известному деятелю экуменического движения в Великобритании и православному по вероисповеданию, Сергею Большакову. Он занимал должность секретаря Академии Христианской Социологии. Им был составлен отчет «Церковь и режим» о церковно-государственных отношениях в СССР на момент начала Великой Отечественной войны. В отчете указывалось, что советская власть держится не только на коммунистических функционерах, но также и на специалистах в разных областях науки и промышленности и именно в последней группе религиозные симпатии по-прежнему сильны. Сергей Большаков предполагал, что советский режим сможет удержаться только при условии сплоченности этих двух групп во власти, что означает необходимость прекращения антирелигиозной политики. Однако Большаков не смог предоставить хоть какое-то свидетельство прекращения антирелигиозной политики за исключением деклараций Конституции СССР 1936 года о свободе отправления религиозных обрядов и возвращения к 7-дневной христианской неделе в конце июня 1940 года.

26 июля 1941 года Министерство информации отправило телеграмму в посольство Великобритании в Москве. Это был запрос о состоянии церковно-государственных отношений. Министерство нуждалось хотя бы в малейших свидетельствах изменения в СССР отношения к религии. «Есть ли признаки значительной официальной терпимости? Активна ли антирелигиозная пропаганда? Какие проявляются признаки народного религиозного возрождения? В ответе пожалуйста дайте различие между тем что может, а что не может использоваться для публичных целей»1. Ответ посла Великобритании в Москве господина Стаффорда Криппса последовал быстро. Уже 30 июля посол телеграфировал в Лондон свой ответ. В телеграмме Стаффорд Криппс указал, что посещаемость церквей с начала войны в Москве существенно не увеличилась, а антирелигиозная пропаганда не столь заметна лишь по причине первоочередности военных мероприятий. Посол не советовал поднимать вопрос религии в СССР в качестве темы для пропаганды, поскольку антирелигиозная пропаганда является «неотъемлемой частью советской идеологии». По его мнению, публичные заявления о якобы имеющем место прекращении антирелигиозной компании даже в целях самосохранения советского режима в момент опасности, будут неодобрительно восприняты в Москве. Однако возможно, что Советский Союз в будущем может согласиться на подобные пропагандистские заявления лишь в том случае, если в Москве поймут, что антирелигиозная политика мешает организации помощи Советскому Союзу.

Сразу после подписания Атлантической Хартии между США и Великобританией в августе 1941 года религиозный вопрос в отношении войны зазвучал достаточно громко, хотя США в то время еще не вступили в войну. Нравственные принципы антигитлеровской войны, изложенные в Хартии, предусматривали и свободу исповедания религии. И хотя они прямо не заявляли о приоритете христианских ценностей в войне, однако большинством в США и Великобритании война подразумевалась, как защита христианской цивилизации. Однако именно свобода религии оказывалась по-прежнему самым слабым местом в информационной войне против Германии, когда речь заходила об СССР. Отсутствие свободы религии в СССР оказалось главнейшим препятствием для правительства США в деле предоставления помощи по ленд-лизу. Большинство американцев до нападения Японии на США выступало против вовлечения их страны в войну и против помощи СССР. При этом, чем более религиозными были американцы, тем менее они были расположены одобрять выделение американской помощи воюющему Советскому Союзу. Такова была интересная и необычная для сегодняшнего понимания закономерность общественного мнения в США осенью 1941 года. Слишком сильны были впечатления христиан мира о страшных антирелигиозных гонениях 20-х-30-х годов в СССР. «Разве богоборческий СССР лучше Гитлера?», -- такой аргумент обладал осенью 1941 года в США огромной силой убедительности и с этим нечего было поделать. Так, например, в США был проведен письменный опрос 34616 католических священников. Из этого количества ответы на вопросы о военной поддержке СССР и Великобритании дали 13155. Причем 91,5% откликнувшихся на опрос священников были против вступления США в войну и только 6,7% поддерживали такое вступление. Кроме того 90,5% католических священников были против помощи «правительству Коммунистической России» и лишь 7% одобряли такую помощь 2. Многие протестантские церкви также выступали против помощи СССР. При этом наиболее просоветской была позиция Епископальной церкви. Здесь сказывалась близость с Англиканской церковью в митрополии. Общественная поддержка помощи Советскому Союзу сильно изменилась лишь после нападения Японии на США в Пирл-Харборе. А до этого религиозный вопрос был одним из главнейших причин враждебного отношения населения США к правительству Советского Союза.

Начало осени 1941 года не принесло никаких новостей из СССР по давно ожидавшемуся вопросу религиозной свободы. В сентябре 1941 года на обеде в Торговом Представительстве США в Лондоне посол СССР Майский заявил, что в СССР существует свобода исполнения религиозных обрядов и свобода антирелигиозной пропаганды.3 Это заявления было воспринято на Западе с разочарованием, поскольку все давно ждали большего. Отмечалось, что точно такие же заявления были после учреждения Сталинской конституции, что не помешало Советскому Союзу произвести сильнейшее наступление на религию в конце 30-х годов. Кроме выступления Майского никаких других официальных заявлений представителей Советского Союза не было. Единственной слабой надеждой промелькнула одна фраза из передачи советского радио. Комментируя принципы Атлантической Хартии и политики США в ходе противостояния Германии, советское радио вдруг заметило, что гитлеризм на Западе «угрожает самому существованию христианства». В настоящее время уже трудно, а может быть и невозможно установить смысл и контекст фразы, однако на Западе даже такая скупая новость вызвала некоторые надежды.

1 октября 1941 года Министерство Информации Великобритании подготовило закрытый меморандум «Вопрос религии в России: его влияние на союзническую пропаганду». В меморандуме подчеркивалось, что всякое обращение внимания на религиозный вопрос в России будет ошибкой, поскольку никаких изменений нет. Если же Советское правительство решит сделать какие-то шаги в этом направлении, то такая новость немедленно распространится по миру. Меморандум советовал ждать изменений, подчеркивая, что пока их нет. При этом Министерство Информации выражало опасение, что подобный шаг может быть воспринят некоторыми, как свидетельство отчаянного положения СССР и уступок против воли.

Часть 3. Помощь союзников и свобода церкви в СССР

В октябре 1941 года президент США Рузвельт оказался впервые со времени начала войны вовлеченным в дискуссию о религии в СССР. На второй неделе октября, на пресс-конференции президент неожиданно заявил о том, что в СССР уже якобы существует свобода вероисповедания. Это короткое замечание вызвало большую волну критики в адрес президента. Особенно сильной критика была в религиозных кругах. Некоторые издания выражали мнение, что этим заявлением Рузвельт еще сильнее оттолкнул верующих и прежде всего католиков от своей политики помощи СССР. Критика наблюдалась даже в традиционно-поддерживавших Рузвельта газетах, например в the New York Herald Tribune. Однако газета Таймс в своей передовице указала, что скорее всего президент дал сигнал Москве, чтобы она «гарантировала религиозную свободу» с целью «получить место в вагоне американской помощи»4.

В это же время резидент Рузвельт сделал первые серьезные попытки давления на СССР с целью добиться большей свободы религии. Если быть более точным, то еще во время установления дипломатических отношений с СССР в 1933 году Рузвельт попытался повлиять на Сталина в этом ключе. Тогда, во время встречи американского президента с наркомом иностранных дел Литвиновым Рузвельт попытался обратиться к совести и детским воспоминаниям Литвинова. Он напомнил советскому наркому, что хотя тот и атеист, но наверное его родители, верующие иудеи, учили сына молитвам Богу. И на пороге смерти, возможно, сам нарком переосмыслит свое мировоззрение. История сохранила фразу, отчетливо сказанную Рузвельтом Литвинову. Фраза выглядит очень простой, однако за этой непосредственностью видится скорее искренность Рузвельта. «Это все, что я прошу, Макс – чтобы Россия признала свободу религии»5. Литвинов в ответ лишь усмехнулся.

Однако теперь, осенью 1941 года было уже не до смеха. Дискуссии в американской прессе по поводу высказывания Рузвельта о якобы свободе религии в СССР как раз разгорались, когда трагические известия с востока стали диктовать необходимость быстрых действий. Вторая неделя октября 1941 года принесла известия о решительном прорыве немецких войск под Москвой, а затем и о громадном окружении под Ржевом и Вязьмой. Дорога на Москву казалась открытой, танков и самолетов в резерве не оставалось, а советская промышленность, вся полностью состоявшая из станков и оборудования западной конструкции, нуждалась в безотлагательной помощи. Однако помощь по ленд-лизу осложнялась оппозицией в американском обществе. В эти дни Рузвельт принял посла СССР Уманского. «Президент сказал, что если бы Москва организовала информационную кампанию в США о свободе религии в СССР, это могло бы дать хороший просветительский эффект»6. Такая фраза, приведенная в воспоминаниях госсекретаря США Кордела Хэлла, на самом деле призывает, конечно, не к медиа-компании как таковой. Она призывает Сталина сделать хоть какое-то заявление о свободе Церкви. Ведь после такого заявления вся медиа-компания организуется сама. Но Сталин не внял таким намекам.

Одновременно новый посол США в Москве Гарри Гопкинс на встрече со Сталиным прямо высказал ему сильную обеспокоенность американской общественности положением Русской Православной Церкви и призвал улучшить ее условия. В ответ Сталин не сказал ничего. Советский Союз олько заменил посла в США. Им вместо Уманского стал Литвинов. Однако религиозный вопрос остался неподвижным.

В это же самое время в Великобритании в стенах Министерства Информации и Форин Офис продолжалась дискуссия по поводу религиозной политики в отношении СССР. Меморандум Министерства Информации от 1 октября оставил некоторые вопросы. И главный из них заключался в том, следует ли пассивно ждать изменений отношения к религии в СССР или же предпринимать какие-то дипломатические шаги по давлению на Сталина и убеждению его. В меморандуме выражалась очень сильная надежда на возможность дословно «показать миру, что на оккупированной территории России не больше религиозной свободы, чем в самой Советской России»7. Однако никаких фактов в подтверждение этой надежды британская пропаганда предоставить не могла. Это на всех действовало обескураживающе. 22 декабря 1941 года директор департамента связей британского Форин Офис господин Рэндэлл отправил письмо послу Великобритании при Ватикане Осборну. В этом письме было кратко сформулированы итоги поисков и сомнений нескольких ведомств Великобритании в отношении религиозного вопроса в СССР. Письмо имело смысл указаний послу о принципах политической линии в этом вопросе. В письме в частности говорилось:

«Наш основной вывод состоит в том, что мы должны, пока религиозная пропаганда этим озабочена, в обороне против Германии – не очень сложная задача в принципе, в виду бескомпромиссной анти-христианской ориентации сегодняшнего германского режима. Но идти за пределы этого в активную политику убеждения Советского Правительства, будет бесполезным и даже вредным. Изменение советской политики в направлении удовлетворения религиозных чувств христиан здесь и в союзных странах может идти медленно и ненавязчиво и мы будем несомненно наблюдать любые признаки этого. Но при этом осторожном росте малейшее давление может стать фатальным.»8

В декабре 1941 года впервые за много лет иерарху Московского Патриархата, архиепископу Саратовскому Андрею было позволено встретиться с корреспондентом «Ассошиэйтед Пресс» Гилмор Эдди Лейнер Кинг. 24 декабря как раз в преддверие западного Рождества архиепископ ответил на вопросы, интересовавшие западных читателей. Вынужденные и заученные фразы о якобы свободе Церкви в этом интервью не должны удивлять. Однако архиепископ Андрей в своей отчаянной несвободе хотя и повторял известные советские штампованные фразы, но неизбежно разочаровал западных читателей. На вопрос корреспондента произошли ли перемены в церковно-государственных отношениях в Советском Союзе с начала войны, он ответил, что никаких перемен не произошло, ибо они были якобы хорошими и до, и после начала войны. Словами, что никаких перемен не произошло архиепископ Андрей несомненно выполнил предписания советской пропаганды, однако именно этим он еще раз разочаровал западных читателей, ибо перемен ждали все. Интересным в интервью архиепископа является его упоминание о том, что в церкви на службы ходят только считанные единицы военнослужащих и что на молебнах о победе молятся и за американскую армию, а не только за советскую. Архиепископ Андрей сказал также, что Америка богатая страна, накопившая много золота, и он ждет бескорыстной помощи Советскому Союзу.

Некоторым этапом на пути внешнеполитического давления на СССР с целью дарования хотя бы относительной свободы религии стало подписание Декларации Объединенных Наций 1 января 1942 года в Вашингтоне. 26 государств – членов антигитлеровской коалиции обязались приложить все усилия для победы над врагом и не подписывать сепаратного мира. Но в религиозном вопросе особенно важна фраза документа, сказанная от лица всех Объединенных Наций: «Будучи убежденными, что окончательная победа над их врагами необходима для защиты жизни, свободы, независимости и религиозной свободы и для защиты прав человека и законности»9. Очевидно, что Советский Союз, провозгласивший принципы религиозной свободы в главной своей внешнеполитической декларации, хотя и против своей воли и вынужденно не должен был оставаться неподвижен в своем прежнем состоянии. Примечательно, что Рузвельт оповещал посла СССР Литвинова о том, что пункт о свободе религии будет внесен в документ. Литвинов согласился подписать декларацию от лица СССР. Однако никаких изменений в советской политике в религиозном вопросе на Западе замечено не было.

Часть 4. Союзники в алтаре Православия

Первым проявлением признака потепления отношения советской власти к Церкви принято называть празднование Пасхи 5 апреля 1942 года. Тогда в Москве был отменен комендантский час на пасхальную ночь. Однако здесь представляется важным подчеркнуть то, что эта первая мельчайшая уступка власти имела совершенно определенный и конкретный внешнеполитический смысл. Скажем несколько слов о том, в чем он состоял. Еще за сутки до пасхальной заутрени ничего не предвещало изменений. По причине комендантского часа служение ночью было запрещено в прифронтовой полосе, в том числе в Москве и Ленинграде и немногочисленные оставшиеся храмы, православные и обновленческие, собирались служить пасхальную заутреню утром. Однако в 6 утра 4 апреля, то есть утром Великой Субботы, по радио было объявлено, что комендантский час в ночь с 4 на 5 апреля отменяется. Немедленно управление Московского Патриархата издало указ о служении пасхальной заутрени в столице и окрестностях ночью. Народ с радостью пошел в немногочисленные действовавшие храмы Москвы и Подмосковья. А в самом главном храме Московского Патриархата, Елоховском кафедральном соборе, прихожане увидели нечто поразительное и неожиданное. Весь храм уже был переполнен народом до состояния давки, когда еще до начала пасхальной заутрени прямо в алтарь собора стали заходить один за другим члены дипломатических и военных представительств стран союзников. Еще в октябре 1941 года посольства всех иностранных государств были эвакуированы в Куйбышев. В Москве оставался немногочисленный технический персонал. Однако вид офицеров английской и польской армий в военной форме в алтаре собора рядом с престолом поражал всех, кто стоял в правом приделе храма и видел их через открытые царские врата. Дипломаты союзных стран намеренно пропустили военных представителей вперед, и офицеры оказались стоящими слева от главного престола Елоховского собора. Английские и польские офицеры стояли так близко, что казалось, что вытянув руку, они могли коснуться престола. А сослужившее митрополиту Крутицкому Николаю духовенство и в том числе ключарь собора протоиерей Николай Колчицкий задевали офицеров своими ризами. Офицеры союзников благоговейно держали в руках свечи. Непривычному инославному человеку простоять длинную пасхальную службу отнюдь не просто. Утреня, пасхальные часы и литургия служатся никак не менее трех часов. Но офицеры-союзники простояли и пасхальную утреню, и всю литургию до отпуста, как часовые на часах. После окончания службы митрополит Николай похристосовался с ними, подарил им просфоры и упомянул об их присутствии в своей проповеди.

Конечно, присутствие инославных рядом с престолом в алтаре храма не соответствует правилам и традициям Православной Церкви. Однако вид военной формы в алтаре действовал на духовенство и прихожан храма, как признак чего-то удивительно-нового и обнадеживающего. Или наоборот, как воспоминание из далекого дореволюционного прошлого. Английские и польские офицеры как будто охраняли пасхальную службу и предстоятеля. На самом деле в каком-то смысле так и было. Особенным контрастом они выглядели на фоне того, что в Елоховском соборе на пасхальной службе не было военнослужащих Красной армии. На имеющихся фотографиях этой пасхальной службы среди толп народа с различных сторон и ракурсов нигде не просматриваются военнослужащие Красной Армии. Получалось, что офицеры английской и польской военных миссий как бы заменяли их.

В настоящее время уже рассекречены осведомительные доклады агентов НКВД по Москве с перечислением реплик различных жителей Москвы о праздновании Пасхи. Интересно, что некоторые верующие в соборе тихо возмущались тем, что по алтарю храма постоянно ходили советские фотографы, чтобы запечатлеть стоявших рядом с митр. Николаем офицеров союзников и дипломатов. Верующие возмущались присутствием безбожников-фотографов в алтаре, а присутствие верующих инославных офицеров скорее наоборот ободряло. Фотографии этой пасхальной службы обошли многие зарубежные газеты. Это был какой-то первый слабый луч света, пробившийся сквозь густую тьму богоборчества. Запад продолжал с нетерпением ждать новых шагов советов к большей религиозной свободе.

Насколько остро стоял христианский вопрос в войне весной 1942 года можно увидеть из переписки митр. Сергия (Страгородского) с восточными патриархами. Уже более полугода идет тяжелая и страшная война на уничтожение между Советской армией и германским вермахтом. Однако множество христиан в мире по обе стороны фронта так и не могут еще отделить в своем представлении богоборческую коммунистическую власть от страдавшего русского народа и так и не могут определиться кто же из двух противоборствующих режимов хуже. Современному российскому жителю эта нерешительность кажется труднообъяснимой и даже крайне смутительной, однако в то время такая неопределенность была среди христиан повсеместной и достаточно убедительной. Послания митрополита Сергия (Страгородского) к восточным патриархам конечно же были пропитаны ярким антифашистским духом и стилем. Нельзя не сказать, что митр. Сергий сделал многое для того, чтобы убедить восточных патриархов сделать антифашистские заявления. Обращения к восточным патриархам митр. Сергий делал к Рождеству и Пасхе, а также во время осуждения раскольнической деятельности украинского автокефального епископа Поликарпа (Сикорского). Однако ответы большинства восточных патриархов 1942 года несли на себе печать почти полного нейтралитета. Так, например, ответные телеграммы Константинопольского и «Антиохийского патриархов содержали простые слова благодарности на рождественские или пасхальные поздравления из Москвы. Также ими было принято к сведению и одобрено каноническое прещение Московского патриархата на епископа Поликарпа (Сикорского). Однако никаких симпатий в отношении войны в телеграммах и письмах из Константинополя и Алеппо не поступало. По состоянию на лето 1942 года оба патриарха ничем не изменили принципу аполитичности. Весьма аполитичными были также письма и телеграммы патриарха Иерусалимского. На Пасху патриарх сообщил телеграммой, что молится за благочестивый русский народ и также прислал грамоту, где в частности было сказано: «мы... мысленно представляли обширное зрелище смертоубийственной войны и горячо помолились о том, что не в нашей власти, чтобы спасти нас от бед и печалей"10

И лишь единственный патриарх Александрийский Христофор занял сразу резкую антифашистскую позицию. Его послания сразу стали носить яркий антифашистский смысл. Так, в телеграмме от 18 января 1942 года он передал митр. Сергию: «Православная Апостолькая Церковь Александрийская гордится продолжающимися блестящими победами русских армий, ведущими к полному разгрому могущества сил ада. Сердечно поздравляем Вас и Православную Церковь Русскую и благословляем ее подвиги, которые будут способствовать триумфу союзников и обеспечат миру мир»11. В телеграмме от 24 мая 1942 года святейший патриарх Александрийский Христофор в частности сказал: «Не одобряем авантюрного поведения на Украине епископа Сикорского в пользу фашистов»12. А в пасхальной телеграмме 1942 года добавил «желаю скорейшей победы над общим врагом»13.

Молчание Запада о несговорчивости СССР по религиозному вопросу приходилось оправдывать различными способами. В июне 1942 года в Министерстве Информации был составлен еще один доклад «Заметки по вопросу религии в России и ее влиянии на союзническую пропаганду». Доклад был составлен англиканским священником и одновременно специалистом религиозного отдела Министерства Гербертом Ваддамсом и датирован 25 июня 1942. В этом докладе дано еще одно обоснование почему по мнению составителя не следует оказывать давление на СССР по вопросу свободы исповедания религии. «Первостепенное соображение состоит в том, что в умах советских представителей власти должна укрепиться уверенность, что христиане вне России не имеют никаких контр-революционных намерений. Эта цель может быть достигнута только путем великого терпения и осмотрительности. Любое вмешательство или советы советам, хотя и с добрыми намерениями, скорее всего будут иметь определенно противоположный результат по сравнению с тем, что предполагалось. Представители советской власти должны быть убеждены, что духовный союз со всемирным христианством полностью им выгоден. Когда это убеждение утвердится, все остальное последует, как само собой разумеещееся»14.

16 июля 1942 года в СССР была подписана к печати и вскоре напечатана книга «Правда о религии в России». Она была издана как на русском, так и на английском языках. С первого абзаца вступительной статьи митр. Сергия (Страгородского) можно было увидеть главную цель этой книги. И по совершенно удивительному стечению обстоятельств и выход этой книги, и даже весь ее материал со всеми сильнейшими натяжками, недоговоренностями, полуправдой и вынужденной неправдой оказался выгоден не только Московскому Патриархату в его несвободном положении и не только правительству Советского Союза, но и западным союзникам. С самых первых строк вступительной статьи митр. Сергия (Страгородского) была заявлена цель этой книги. «Эта книга есть ответ прежде всего на «крестовый поход» фашистов, предпринятый ими якобы ради «освобождения» нашего народа и нашей Православной Церкви от власти большевиков. Но вместе с тем книга отвечает и на общий вопрос: признает ли наша Церковь себя гонимой большевиками и просит ли кого об освобождении от таких гонений?»15 Все последующие многочисленные материалы книги были подборкой аргументов о том, что Московский Патриархат якобы полностью свободен и счастлив в СССР и что Церковь всецело выступила на стороне Советской власти против фашизма. Действительное положение Русской Православной Церкви на Родине на тот момент известно. Но интересно, что вступительное обращение митр. Сергия в книге датировано 28 марта 1942 года. Таким образом, подготовка данной книги к печати была заблаговременной. Примечательно и то, что большинство (не один десяток) статей в книге за авторством епископов, священников и профессоров о якобы полной свободе Церкви в СССР и о злодеяниях фашистов датированы также в интервале 20 марта -20 апреля 1942 года. Кроме того почти все фотографии церквей разных городов Советского Союза, помещенные в книге, и различных архиерейских богослужений сделаны в период начало марта – середина апреля. Подписи под некоторыми снимками прямо называют даты в этом пределе, а на других виден или снежный покров вокруг храмов, или зимняя одежда прихожан. Фотографии и статьи пришли из самых разных уголков СССР, часто отдаленных деревень и даже из осажденного тогда Севастополя. И все это произошло быстро и согласованно. Это говорит о том, что подготовка пропагандистского материала книги пошла весьма быстро именно в марте-апреле месяце, причем повсеместно во многих городах СССР. Другими словами руководство СССР несколько месяцев готовило способ воздействия на западных христиан, однако этот способ оказался самым обманным и нелепым из всех возможных. Вместо того, чтобы действительно дать больше свободы религии, руководство СССР решило ничего не давать, однако заставить иерархов Церкви говорить о своей свободе.

Книга «Правда о религии в России» неоднократно комментировалась в разные годы людьми с разными взглядми. Но нам в первую очередь важно отметить, что в ней впервые были упомянуты внешнеполитические акценты христианского вопроса в войне. В частности в книге было опубликовано послание митрополита Сергия (Страгородского) с другими иерархами от 11/24 ноября 1941 года из Куйбышева (ныне Самара). В этом послании мы можем найти однозначное свидетельство того, что митр. Сергий не только понимал силу и возможности всемирного христианского сопротивления гитлеризму, но и сам к этому искренно стремился. «Фашистам, с их убеждениями и деяниями, конечно, совсем не по пути за Христом и за христианской культурой. Вот почему прогрессивное человечество объявило Гитлеру священную борьбу за христианскую цивилизацию, за свободу совести и веру « 16. В этой цитате мы видим, что митр. Сергий в чрезвычайно узких, если не сказать рабских рамках позволенного ему заявил, что западные союзники по антигитлеровской коалиции ведут «священную войну за христианскую цивилизацию». Подобное утверждение не могло не вызвать восторга в английском Министерстве Информации. С другой стороны во вступительном обращении в книге митр. Сергий сильно критикует архиереев Американской митрополии за их обращение к президенту Рузвельту с призывом потребовать ультимативно от Сталина дать свободу религии. По словам митр. Сергия иерархи Американской митрополии якобы делали это в предвкушении будущих льгот и выгод нового положения.

Все мероприятия советских властей в связи с вышеупомянутой книгой были неизвестны на Западе, пока не произошло одно важное и примечательное событие. В сентябре 1942 года дипломатический корпус в Куйбышеве неожиданно посетил митр. Николай (Ярушевич). Он подарил присутствовавшим при встрече дипломатам издание книги «Правда о религии в России». В состоявшемся разговоре он выразил пожелание о возможности в будущем организации обмена визитами между священноначалием РПЦ и Англиканской церкви.

Несмотря на все известные сложности книги «Правда о религии в России» она произвела большой положительный эффект на английских дипломатов. В кратчайшие сроки книга была изучена, а 25 сентября 1942 года секретарь посольства Баггалей уже отправлял в Лондон от имени посла депешу по вопросу религиозной политики. В сообщении министру иностранных дел Энтони Идену докладывалось, что несмотря на очень обнадеживающие вести говорить об улучшении отношений советской власти с Церковью не приходится. Британское посольство предостерегало от переоценки визита митр. Николая. Любые заявления о существенном улучшении отношений РПЦ с властью выглядели бы по мнению посольства откровенно циничными и неоправданными. Посольство предлагало продолжать ждать изменений. Однако в сообщении подчеркивалось, что митр. Николай вряд ли мог сделать предложение об обмене церковными визитами без предварительного разрешения властей. Поэтому британское внешнеполитическое ведомство сразу постаралось взять на вооружение идею подобного визита.

С этого момента началось практическое осуществление прекрасно продуманных мероприятий, коренным образом изменивших положение Русской Православной Церкви.

Об этом подробно поговорим в следующей части.