Поделиться:
10 марта 2013 00:00

Преображенцы в Сибири в 1919 году: неудачная попытка формирования

В фонде Всероссийской Мемуарной библиотеки архива Дома Русского Зарубежья им. Александра Солженицына хранится ксерокопия с рукописи воспоминаний полковника Л.-гв. Преображенского полка Александра Александровича Стаховича «Преображенцы в Сибири в 1919–1920 гг. К 275-летию Петровских потешных. 1683–1953» (Париж, 1958)i. Вместе с опубликованным в 1995 году дневником капитана Д. Д. Литовченкоii они рассказывают о малоизвестной попытке по созданию кадров Л.-гв. Преображенского полка в рядах армий адмирала А. В. Колчака. До последнего времени воспоминания Стаховича не были введены в научный оборот, и лишь с выходом в свет книги С. П. Андоленко «Преображенцы в Великую и Гражданскую войны. 1917–1920 годы»iii, широкий круг исследователей смог познакомиться с содержанием рукописи. Однако Андоленко, на взгляд автора, уделил мало внимания важным деталям, которые объясняют неудачу предпринятой попытки. На наш взгляд, эта история убедительно показывает, что во время гражданской войны части сформированные в тылу, оказывались гораздо менее устойчивыми и надежными, по сравнению с теми, которые создавались на фронте непосредственно в ходе непрекращающихся боев.

Весной 1919 года на Юге России в составе Добровольческой армии началось возрождение гвардейских частей. Формирование кадров шло не слишком удачно, медленно и носило во многом импровизированный характер, в связи чем офицеры 1-й гвардейской пехотной дивизии (полки Л.-гв. Преображенский, Семёновский, Измайловский и Егерский) выражали серьезное недовольство. В то время армии адмирала Колчака победоносно продвигались с Востока на Запад, к Волге, и гвардейские офицеры, в первую очередь – преображенцы, полагали, что их полк следует восстанавливать непосредственно при Верховном правителе России, а не на периферии, которой они считали зону действий Вооруженных Сил Юга России (ВСЮР) генерал-лейтенанта А. И. Деникина. 2 апреля в Новороссийске состоялось общее собрание офицеров Л.-гв. Преображенского полка. Его участники (23 человека) решили единогласно ехать в Омск, к Верховному правителю. Первую группу составили 7 офицеров: полковник Ипполит Владимирович Хвощинский и капитаны: Александр Александрович Стахович, Юрий Дмитриевич Литовченко 1-й, Дмитрий Дмитриевич Литовченко 2-й, Вячеслав Николаевич Вуич, Михаил Николаевич Яковлев 2-й и штабс-капитан Сергей Владимирович Кистер. 25 мая они выехали из Петровска на пароходе, высадились в Гурьеве и далее степями на перекладных направились через Илецкую Защиту в Троицк, там сели в поезд, и 21 июля прибыли в Омск, потратив на дорогу около месяцаiv.

10 июля (н. ст.) Верховный правитель принял И. В. Хвощинского, Ю. Д. Литовченко и А. А. Стаховича. Господа офицеры встретили «более чем радушный прием, обещание всяческого содействия», и, (по словам Стаховича), Колчак, отпуская гостей, произнес: «Преображенский полк должен быть и Преображенский полк будет восстановлен». Генералу Деникину была послана телеграмма с просьбой выслать в Омск всех офицеров 1-й гвардейской дивизии, желающих приехать на Восток. В ту же ночь офицеры-преображенцы выехали на фронт, в Екатеринбург, в поезде начальника штаба Верховного правителя генерал-майора Д. А. Лебедева, в сопровождении только что прибывшего из Франции генерал лейтенанта Н. А. Лохвицкого. Он принимал командование 2-й армией. При штабе армии создавался новый отдельный Егерский батальон под командованием Хвощинского. По замыслу Верховного, этой части и надлежало стать ядром возрожденного гвардейского полкаv.

Генерал Лохвицкий, как бывший офицер Л.-гв. Измайловского полка, принял новое формирование близко к сердцу и всячески опекал его. Часть получила официальное название: «1-й Егерский батальон при штабе 2-й Армии», неофициально же именовалась как «батальон полковника Хвощинского». Командиром 1-й роты стал капитан Стахович, 2-й – капитан В. Н. Вуич, 3-й – капитан М. Н. Яковлев. Пулеметную команду возглавил Ю. Д. Литовченко 1-й, тогда как его брат Д. Д. Литовченко 2-й получил назначение начальником хозяйственной части. Капитан С. В. Кистер занял должность адъютанта батальона, позднее его сменил приехавший подпоручик К. И. Грюнман, а Кистер стал личным адъютантом Лохвицкогоvi.

30 июля в Ялуторовске Тобольской губернии Лохвицкий отдал приказ о формировании батальона. Но начавшееся общее отступление белых на первых порах сильно затруднило формирование части. 2-я армия откатывалась назад, впереди нее поспешно отходили кадры батальона (всего 150 человек). В конце августа – начале сентября, во время начавшегося наступления белых армий от Ишима к Тоболу, батальон на три недели расположился на берегу р. Ишим, в с. Долматове. Сюда прибыло до 700 человек из 7-го кадрового полка (шадринцев) и 100 «мальчишек» призыва 1922 года. «К счастью, Верховный Правитель, – писал Стахович, – предоставил командиру батальона <…> право браковать всех, кто представлялся не вполне подходящим для этой части». Этим совершенно исключительным для Сибири правом преображенцы пользовались очень широко. Все неудовлетворительное, особенно в политическом отношении, из батальона выбрасывалось. «Хмурые лица в нем не задерживались». Особенно обращалось внимание на то, чтобы привить людям отчетливую внешнюю дисциплину, чтобы они имели бодрый и пригожий вид и «ели глазами» начальство. Из «ишимцев» отбраковали более половины призыва.

Между тем, в батальоне постепенно собрались 9 офицеров-преображенцев и 3 офицера из других гвардейских полков: прапорщик Л.-гв. Семёновского полка Б. В. Ставровский, штабс-капитан Л.-гв. Егерского полка Г. К. Эльснер и поручик Л.-гв. Сапёрного полка Щербацкий. Гвардейские офицеры не желали принимать в батальон офицеров «со стороны», опасаясь, что те внесут в часть «негвардейский дух» (что было вполне возможно, особенно если последние уже приобрели боевой опыт гражданской войны). Вместо этого начальник Екатеринбургской учебно-инструкторской школы полковник Г. В. Ярцев (кадровый офицер Л.-гв. Гренадерского полка) прислал в батальон 25 портупей-юнкеров (выпускников школы), занявших унтер-офицерские должности, а впоследствии, по словам Стаховича, «ставших приличными офицерами»vii. Но если учесть, что курс обучения в учебно-инструкторских школах составлял всего четыре месяца, то юношам катастрофически не хватало как знаний, так и боевого опыта.

Хвощинский выражал недовольство тем обстоятельством, что его часть стояла на отшибе, далеко от железной дороги, чем затруднялось снабжение. В результате, во второй половине сентября, по вызову Верховного, формировавшийся батальон получил направление в Омскviii. «Личный доклад и совершенно исключительное отношение Верховного Правителя обеспечивали <…> полный материальный успех формирования. Богатейшие союзнические склады были открыты для нас благодаря протекции петербургских знакомых: генерала Нокса, состоявшего при нем кавалергарда полковника П. П. Родзянко и его милейшей жены англичанки, а также работавшей в американском Красном Кресте госпожи Новицкой». Батальон оделся с иголочки в английское обмундирование, был богато вооружен, а офицеры заслужили право носить форму своего гвардейского полкаix. К 18 сентября, по свидетельству Д. Д. Литовченко, батальон получил вооружение на весь состав, включая сразу 42 пулеметаx. Но после браковки ко второй половине октября в строю оставалось немногим более 400 чинов.

Фронт уже приближался к Омску, когда поступило разрешение принять из 13-го кадрового полка в Новониколаевске 500 человек, и одновременно – набрать пополнение из стоявшего в Омске 11-го кадрового полка. В первых числах ноября в батальон поступили сразу до 1000 человек. Самая беспощадная выборка свела в 3–4 дня пополнение до 650 человек. Общий «списочный» состав батальона к 10 ноября определился в 1050 человек, в том числе 800 строевых, из которых немногим более 350 прослужили в рядах батальона более недели. С внешней стороны удалось добиться почти идеального состояния части: четыре ротыxi (в среднем по 200 чинов), все с русскими винтовками, удовлетворительно и достаточно единообразно обмундированные, вполне дисциплинированные, бодро отвечавшие на приветствие командира, щеголявшие столь необычной в то время и в том месте особенной выправкой и молодецким видом; свыше 50 офицеров и до 60 пулеметов (часть из них – ручные пулеметы Шоша).

Увы, как вскоре пришлось убедиться офицерам, гвардейская дисциплина и гвардейские требования к работе своей и своих подчиненных, как бы не выглядели бесспорно их преимущества в нормальное время, в условиях Сибири конца 1919 года были едва ли уместны. Батальон так и не успел как следует сплотиться, когда 13 ноября поступил приказ об отправке маршевым порядком на Восток. Он стал единственной частью, начавшей поход действительно в пешем строю. Вся остальная армия давно уже передвигалась на санях, и, по мнению гвардейцев, представляла собою жалкое зрелище «в образе бесконечного обоза с оружием, не всегда известно где находившегося, с возницами женщинами»xii. Но именно такой способ передвижения лучше всего соответствовал обстановке, и батальону Хвощинского пришлось срочно заводить собственный обоз, реквизируя для него сани по ближайшим деревням. Показная «гвардейская» дисциплина, не выдержав столкновения с действительностью, стала быстро падать; началось дезертирство.

В такой тяжелой обстановке батальон двигался шесть дней, а на седьмую ночь с момента выступления из Омска – произошла катастрофа. В ночь с 18 на 19 ноября часть заночевала в с. Стефановка, расположенном в 28 верстах от уездного Татарска (Омская губерния). Большинство офицеров легли спать отдельно от своих рот, в доме священникаxiii. В два часа ночи, в одном белье, их захватили собственные солдаты, явившиеся убивать своих командиров. Как позже выяснилось, руководителем мятежа являлся нераспознанный большевик – старший унтер-офицер нестроевой роты Лиханов, который, пользуясь полным доверием офицеров, сумел создать подпольные ячейки в нестроевой роте и хозяйственной части. Еще около полудня накануне именно нестроевая рота и 2-я рота Вуича первыми заняли квартиры в Стефановке. Солдаты нечем не могли себя занять и вели между собою разговоры. Разлагающая пропаганда велась и в предыдущие дни, и теперь дала свои результаты. К мятежникам примкнули хозчасть в полном составе, большая часть 2-й роты и пулеметной команды. Мятежники решили убить командира батальона, захватить остальных офицеров и сдаться большевикам.

Поскольку при создании батальона внимание обращалось почти исключительно на выработку у рядового состава внешних проявлений дисциплины, настоящего и надежного добровольческого кадра, понимавшего необходимость вооруженной борьбы, в распоряжении офицеров не оказалось. Большинство солдат относились к начальству индифферентно: никто из рядовых, кроме двух-трех молодых добровольцев, не выступил в защиту своих офицеров, более того, никто, включая вестовых и денщиков, не предупредил их о грозившей опасности. Но, с другой стороны, мятежники, за исключением немногих большевистских главарей, не проявляли особой агрессивности или злобы. Именно поэтому захваченных офицеров не перебили на месте.

Поначалу прозвучали всего два выстрела: Хвощинский получил смертельное ранение – всю ночь он пролежал на полу с пробитой гортанью, мучительно хрия в агонии, а Стахович был ранен в левую руку – в ладонь, поскольку слишком медленно поднимал руки вверх. Остальных офицеров с поднятыми руками всю ночь держали на прицеле. Те, осознавая обреченность своего положения и полную безнадежность любой попытки оказать сопротивление, молча ждали развязки. Раненый Стахович лежал на полу. По неясным причинам мятежники медлили, оставаясь в бездействии до пяти часов утра, когда против них выступил капитан Вуич с группой из 12 офицеров и 6 солдат-добровольцев. Поднялась стрельба. Мятежники немедленно начали разбегаться, но перед этим, по приказу одного из главарей, дали залп по пленным. К счастью, офицерам удалось погасить единственную свечку, все тут же упали на пол. Мятежники стреляли по ним вслепую, наугад. В результате были убиты наповал Юрий Литовченко и Тараканов, смертельно ранен в грудь Дмитрий Литовченко. Эльснер ранен в плечо, относительно легко. Из офицеров, пытавшихся их выручить, убиты Вуич – на ступенях крыльца штабной избы выстрелом в упор в голову, и младший офицер его роты подпоручик Веселов. Пленных офицеров освободил подпоручик Павловскийxiv.

Наутро налицо оказалось лишь около половины личного состава батальона, начальство над ним принял капитан М. Н. Яковлев. Людей повели в Татарск, туда же повезли раненых: безнадежных – Хвощинского и Дмитрия Литовченко, и «легких» – Стаховича и Эльснера. Всех поместили в эшелоне штаба 2-й армии, где многие офицеры их зналиxv. Здесь же в штабе оказался преображенец капитан М. И. Вестман, который, как старший офицер, и принял командование батальоном. Обо всем случившемся доложили генералам В. О. Каппелю и С. Н. Войцеховскому. Состоялось расследование, по приказу Каппеля остатки батальона частично разоружили. Стахович вспоминал, как ему было чрезвычайно обидно оттого, что «расхлябанные» каппелевцы разоружали его подтянутых преображенцев. Но Каппель предложил офицерам батальона поручиться за надежность оставшихся солдат. Стахович говорил с солдатами своей роты, которая располагалась на отшибе и не приняла участие в мятеже, и убедился в том, что, хотя на него и на других офицеров никто зла не держит, но в случае повторения подобных событий защищать начальников никто не будет. Поневоле пришлось большую часть пулеметов и другого оружия сдать – пусть и не столь подтянутым, но куда более надежным солдатам фронтовых частейxvi. В тот же день Хвощинский и Дмитрий Литовченко скончались в санитарном поезде. Стаховичу с Эльснером пришлось похоронить всех шестерых офицеров-однополчан, погибших в Стефановке, в одной могиле на станции Барабинскxvii. Когда через неделю Стахович выздоровел и вернулся в батальон, он застал в части безрадостную картину. Офицеры совершенно не доверяли солдатам (которых оставалось еще около 300 человек), на каждую ночь запирались от них в штабе, треть из них дежурила в одежде и при оружии. У Вестмана «шалили нервы», и он поспешил сдать командование Стаховичу.

На рассвете 20 декабря батальон был окружен 263-м советским Красноуфимским стрелковым полком в с. Косогорове, в 40 верстах к югу от Томска. Большая часть рядовых не захотела драться и тут же сдалась. Но на этот раз офицеры держались начеку: капитаны Стахович и Яковлев быстро собрали группу из 35 офицеров, благодаря большому количеству пулеметов, им удалось продержаться против тысячи человек красных более трех часов. «Мы потеряли одного офицера убитым и 5 ранеными <…> но взяли пулемет, пленных и дали возможность отойти из Конева, что в пяти верстах восточнее, большей части остатков Морской дивизии адмирала Старка». Позднее в Забайкалье адмирал Г. К. Старк представил Яковлева и Стаховича к награждению Георгиевским оружием, но почетную награду получил лишь один Стахович, как командир части. В своих воспоминаниях он привел соответствующую выдержку из приказа № 62 от 16 мая 1920 года по войскам Дальневосточной армии: «Награждается Георгиевским оружием <…> полковник Стахович (Александр) согласно с. 112, §§ 7, 10 и 12 Статута за то, что в бою 20 декабря 1919 г. у дер. Косогорово, командуя батальоном, арьергардом Морской Стрелковой дивизии, и будучи окружен в деревне со всех сторон превосходящими силами красных, быстро собрал батальон, перешел в наступление, выбил противника из деревни, чем задержал наступление красных и дал возможность остальным частям дивизии без потерь отойти; при этом взял один действующий пулемет “Максима” и пленных»xviii.

Из Косогорова вырвалось всего около 140 человек. После Красноярска в батальон насчитывал 80 бойцов, а 13 февраля 1920 года озеро Байкал пересекли 50 человек (22 офицера и 28 солдат при 8 пулеметах). Как мы видим, из «гвардейской» части в 1000 штыков (что соответствовало на фронте численности средней боевой дивизии!) к концу Сибирского Ледяного похода осталась лишь сводная ротаxix, зато уже по-настоящему надежная и боеспособная. В Забайкалье остатки батальона влились в Егерский полк полковника П. Е. Глудкина, в составе которого они приняли участие в весенних боях под Читой. 5 июня 1920 года их выделили обратно и назначили в конвой генерала Лохвицкогоxx. Когда в октябре 1920 года Лохвицкий решил вывести Дальневосточную армию из подчинения атаману Г. М. Семенову и переподчинить ее генерал-лейтенанту П. Н. Врангелю, то 15 октября именно полковник А. А. Стахович отправился с личным письмом Лохвицкого в Крым, к барону Врангелю. На пароходе «Африка» в районе Цейлона Стахович и написал свои воспоминания, которые «издал» 38 лет спустя в нескольких десятках экземпляров, размноженные на пишущей машинке или ротаторе. В Крым автор мемуаров опоздал. В январе 1921 года Стахович прибыл в Константинополь и на борту яхты «Лукулл» сделал доклад барону Врангелю о состоянии Дальневосточной армии. В эмиграции Стахович проживал в Париже, дата его смерти не установленаxxi.

В заключение хотелось бы отметить, что история неудачного формирования 1-го Егерского батальона при штабе 2-й Армии представляется нам закономерной. Гвардейские офицеры, взявшиеся за его создание, не раз доказали свое мужество и верность долгу на полях сражений Великой войны. Но они не имели опыта гражданской войны, и даже – насколько об этом можно судить по тональности некоторых высказываний, встречающихся как в воспоминаниях А. А. Стаховича, так и в дневнике Д. Д. Литовченко – считали его мешающим правильному военному строительству. Поэтому к делу воссоздания своей части преображенцы подошли с требованиями мирного времени. В результате батальон, формировавшийся три месяца в исключительно благоприятных, по сибирским меркам, условиях, поставил печальный рекорд, развалившись после шести суток похода, причем, даже не будучи атакован противником.

Примечания

i Дом Русского Зарубежья им А. И. Солженицына (ДРЗ). Ф. 1. ВМБ. Е-149. Л. 1–48.

ii Дневник капитана Л.-гв. Преображенского полка Дмитрия Дмитриевича Литовченко // Звезда (СПб.). 1995. № 2. С. 3–18.

iii Андоленко С. П. Преображенцы в Великую и Гражданскую войны. 1914–1920 годы. СПб., 2010. Рукопись А. А. Стаховича легла в основу главы «Сибирская армия» (С. 353–359).

iv ДРЗ. Ф. 1. ВМБ. Е-149. Л. 4–7.

v Там же. Л. 7–8.

vi Там же. Л. 8.

vii ДРЗ. Ф. 1. ВМБ. Е-149. Л. 9.

viii По свидетельству Д. Д. Литовченко, в конце августа возник даже проект перенести формирование батальона в Харбин, в распоряжение ген. Б. Р. Хрещатицкого, назначенного инспектором формирования войск стратегического резерва на территории Приамурского военного округа. Офицеры-преображенцы восприняли эту новость о передислокации в глубокий тыл с энтузиазмом, но ген. Н. А. Лохвицкий воспротивился выводу батальона из состава своей армии (Дневник Д. Д. Литовченко. Указ. соч. С. 13–14.)

ix ДРЗ. Ф. 1. ВМБ. Е-149. Л. 9. Дневник Д. Д. Литовченко. Указ. соч. С. 13. А. А. Стахович упоминает, что сохранил с Великой войны свою «преображенскую» шинель, но очень берег ее и надевал лишь в особо торжественных случаях, а для повседневной носки использовал выданную ему английскую шинель. Между тем, в армиях адм. А. В. Колчака ощущалась острая нехватка шинелей, так что летом 1919 года некоторым частям их просто не выдавали, заменяя одеялами.

x Дневник Д. Д. Литовченко. Указ. соч. С. 15. Таким количеством пулеметов обладала на фронте не каждая дивизия.

xi В рукописи А. А. Стаховича нигде далее не говорится о 4-й роте и не называется фамилия ее командира. Можно предположить, что 4-й ротой считалась пулеметная команда.

xii ДРЗ. Ф. 1. ВМБ. Е-149. Л. 13.

xiii Это были: полк. И. В. Хвощинский, кап. А. А. Стахович, Ю. Д. Литовченко 1-й, Д. Д. Литовченко 2-й, Эльснер, пор. К. И. Грюнман и три прикомандированных офицера – Голиков, Иванов и Домбровский. Среди ночи в избу зашел также пор. нестроевой роты Тараканов, который был схвачен и убит.

xiv Там же. Л. 13–25.

xv К тому времени ген. Н. А. Лохвицкого сменил в должности командующего 2-й армией ген. С. Н. Войцеховский.

xvi ДРЗ. Ф. 1. ВМБ. Е-149. Л. 29.

xvii Именно А. А. Стахович среди прочих вещей погибших сохранил дневник Д. Д. Литовченко, и позднее в эмиграции передал его вдове погибшего.

xviii Там же. Л. 31–32.

xix Если сравнивать со штатами Русской Императорской армии – не более чем взвод.

xx ДРЗ. Ф. 1. ВМБ. Е-149. Л. 34. По словам А. А. Стаховича, в полк П. Е. Глудкина часть вошла в качестве «отдельного 3-го батальона», и именно 5 июня 1920 года следует считать датой ее окончательного расформирования.

xxi Там же. Л. 35–36.