Поделиться:
12 марта 2013 00:00

Проблема православной миссии и духовно-нравственного состояния чинов Балтийского флота накануне революции 1917 года

В 1900 году в Санкт-Петербурге увидела свет «Историческая записка об управлении военным и морским духовенством за минувшее столетие» протоиерея Феодора Михайловича Ласкеева. В ней освящалась деятельность военного и морского духовенства с 1800 по 1900 годы. Однако если о военном духовенстве автор записки сообщал достаточно полные сведения, то о морском духовенстве упомянул кратко. «Записка» была составлена в духе времени, деятельность духовенства характеризовалась исключительно с положительной стороны, критические замечания отсутствовали. В отечественной литературе, как императорского периода, так и современной, публикаций о службе морского духовенства крайне мало. Хотя неизбежно возникает справедливый вопрос: «Почему так, а не иначе?» Накануне революционной катастрофы 1917 года Российская империя имела один из самых крупных флотов в мире, поэтому проблема миссионерской деятельности военно-морского духовенства представляется нам весьма актуальной. Но факт остается фактом.

В начале нашего исследования мы считаем полезным и необходимым остановиться на истории становления и развития института морского духовенства в Российской империи. Морское духовенство было основано государем Петром I. По замыслу императора для суровой морской службы наиболее подходило монашествующее духовенство. Естественно, для государевой казны иеромонах обходился гораздо дешевле, чем представитель белого духовенства, и самое главное, он не был обременен семьей, да и уклад морской службы, более походил на монастырский. «Первые сорок иеромонахов и иеродиаконов для кораблей флота и его учреждений были затребованы из Александро-Невской лавры в 1719 году. Местом их службы стали корабли Кронштадтской и Ревельской эскадр, Санкт-Петербургский корабельный двор и морские госпитали в Кронштадте и Ревеле»1. Таким образом, традиция заложенная Петром I, соблюдалась в Русском Императорском военно-морском флоте вплоть до конца XIX века.

12 июня 1890 года император Александр III утвердил новое «Положение об управлении церквями и духовенством военного и морского ведомств». Произошло обьединение трех независимых управлений церквями и духовенством военного и морского ведомств. С момента утверждения нового «Положения» должность высшего военно-духовного лица стала называться протопресвитер военного и морского духовенства. Первым на эту ответственную должность, соответствовавшей чину генерал-лейтенанта, был назначен протоиерей Александр Алексеевич Желобовский. Протопресвитер военного и морского духовенства был наделен достаточно широкими полномочиями, имел право личного доклада императору.

Новое «Положение» внесло существенные изменения в управление военным и морским духовенством. И одним из таких, на наш взгляд очень важных изменений было то, что, вместо независимого положения, в котором находилось военное духовенство по отношению к епархиальной власти, новое «Положение» подчинило военных священников в известной степени надзору того епархиального начальства, в пределах епархии которого они находились, то есть – епископа. Тем самым устранялось безучастное отношение правящих архиереев к нуждам и заботам военных священников. Но это изменение в большей степени осталось только на бумаге, так как к концу XIX века традиция назначения на флот иеромонахов полностью себя изжила. Тому было несколько причин. Одной из главных стал недостаточный уровень образования монашествующих.

В силу того, что управление приобрело более централизованный характер, более определенным стал и основной круг обязанностей дивизионного благочинного. Поднялось значение и возрос статус его должности. Был усилен надзор за военным духовенством с подчинением ему неподвижных военных и морских соборов (церквей). Морское духовенство отныне состояло из двух корпораций – берегового и судового. К слову сказать, береговое духовенство по численности превосходило судовое в три раза. Все управление военным духовенством непосредственно подчинялось Святейшему Синоду и имело организацию независимую от епархиальных властей. Вновь реорганизованная структура управления военным и морским духовенством практически без изменений просуществовала до 1917 года. Великая война, начавшаяся в 1914 году, дала новый импульс для реформирования института военного и морского духовенства. Однако последующие трагические события привели почти к полному уничтожению русского духовенства в целом.

Каковы же были главные проблемы православной миссии на флоте на рубеже XIX–XX веков? Как мы отмечали выше, в конце XIX века началось реформирование структуры военного и морского духовенства. Кроме введения нового «Положения», произошло улучшение материального состояния судового духовенство. Но что странно: в первую очередь все указы касались военного духовенства, и только спустя значительное время проходили по Морскому ведомству. Этот факт позволяет говорить о ведомственных проволочках и трениях. Увидели свет законы о пенсионном обеспечении военного и морского духовенства. В 1902 году Государственный Совет учредил 17 новых штатных должностей судовых священников из представителей белого духовенства. Поводом для такого решения послужили факты, свидетельствовавшие о негативной деятельности судового духовенства из числа монашествующих.

Например, рассмотрим случай, произошедший в 1899 году на крейсере I ранга «Владимир Мономах» эскадры Тихого океана. Судовой священник иеромонах Михаил оказался уличен в продаже вина нижним чинам крейсера. В результате дознания, которое провел командир крейсера, капитан I ранга П. П. Ухтомский, был составлен и отправлен на имя командующего эскадрой на Тихом океане, вице-адмирала Ф. В. Дубасова, секретный рапорт. В рапорте командир крейсера ходатайствовал о списании с корабля иеромонаха Михаила, приводились факты его недостойного поведения. Ухтомский докладывал: «Вообще из предъявленного дознания выявлено, что Священник Отец Михаил, неудобен для службы на корабле, он не пользуется уважением присущим его сану среди команды и офицеров, а для команды он вообще вреден. На основании всего вышеизложенного я почтительнейше прошу о списании его обратно в Россию и о замене его другим более подходящим лицом. По Морскому Уставу, Священник должен как можно ближе стоять к команде, которая чаще и свободнее могла бы с ним беседовать, но при настоящем Священнике этого допустить нельзя»2.

30 июня 1899 года Дубасов направил управляющему Морским министерством доклад, содержащий секретный рапорт командира крейсера, материалы проведенного дознания и заключение, которое дал обер-аудитор эскадры подполковник Артемьев. Он докладывал:

«Из представленного при сем дознания видно. Что матрос 1 статьи Коптяев, 12-го сего марта, на крейсере 1 ранга “Владимир Мономах”, напился пьяным, благодаря тому, что вино получил от судового священника отца Михаила. Вследствие чего устанавливается участие отца Михаила в проступке Коптяева, предусматриваемом ст[атьей] 190 и 192 В[оенно-].М[орского]. Уст[ава]. о наказаниях, т. е. в проступке, касающемся военно-морской службы. Согласно же 1146 и 1238 ст[атей]. В[оенно-].М[орского].Суд[ового]. Уст[ава]., лица духовного звания в таковых случаях подлежат компетенции военно-морского суда, при чем относительно порядка возбуждения преследования, хода предварительного следствия, разсмотрения дела на суде и т. д. установлены в ст[атьях]. 1147–1157 того-же Устава особыя правила. Принимая во внимание, что Коптяев, по сим вышеприведенных 190 и 192 статей, может быть подвергнут дисциплинарному взысканию и что, с другой стороны, оглашение поступков отца Михаила, неизбежное при назначении следствия, вредно повлияет вообще на пример духовной власти среди команд, что в данных обстоятельствах было бы целесообразнее по отношению к Коптяеву ограничиться наложением на него, в силу 394 ст[атьи]. В[оенно-].М[орского].Суд[ового].Уст[ава]., дисциплинарного взыскания, а отца Михаила удалить с эскадры. Подполковник Артемьев. 1899 года. Мая 1-го дня»3.

Нецелесообразно в подробностях рассматривать весь настоящий инцидент в силу того, что дело о списании о. Михаила достаточно объемное. Несмотря на исчерпывающие аргументы в пользу его списания, зададимся вопросом: неужели все дело только в священнике? Конечно же, нет.

Разумеется, единственный пример не позволяет охарактеризовать состояние военно-морского духовенства. Было бы уместным рассмотреть данный вопрос с разных точек зрения. Конечно, у господ офицеров существовали веские основания для претензий к судовому духовенству. Протопресвитер военного и морского духовенства А. А. Желобовский, совершивший объезд церквей Морского ведомства в Кронштадте, Николаеве и Севастополе, в своем отчете по результатам поездки докладывал обер-прокурору Святейшего Синода К. П. Победоносцеву о необходимости глубокого и серьезного рассмотрения дела о порядке назначения священнослужителей на корабли. «Нет надобности доказывать, – писал Желобовский, – Что духовные личности, ныне командируемые на корабли для исполнения религиозных треб, мало к тому подготовлены и не соответствуют своему назначению. Даже при высоких нравственных качествах они там не пригодны; у них не достает образовательного ценза и нет навыка вести религиозные беседы, особенно в присутствии господ офицеров. Оторванные от своей среды, с которой они сроднились, нынешние священнослужители и на кораблях и по мыслям, и по внешним приемам совсем там чужие, они не только не влияют на своих духовных детей, а напротив, чувствуют всю свою обособленность и приниженность»4.

Протопресвитеру военного и морского духовенства в своем отчете пришлось учитывать мнение флотских офицеров, адмиралов, а также помнить о следующих фактах: 1) по мере роста технического прогресса увеличивался с каждым годом и русский флот; 2) команды и экипажи на судах и кораблях флота доходили до 500 человек нижних чинов; 3) на некоторых кораблях и судах специального назначения (например, на учебных судах Морского корпуса находились более 200 образованных молодых людей, которым священник обязан был давать уроки и вести с ними беседы о вере и нравственности); 4) находясь в длительном заграничном плавании и посещая иностранные порты, в которых они стояли по несколько недель, офицеры, матросы, гардемарины и священники неизбежно сталкивались с иностранцами.

Протопресвитер понимал проблемы связанные с пребыванием монашествующего духовенства во флоте. Однако он не мог изменить установленный порядок назначения иеромонахов на корабли по ряду причин, от него не зависевших. Одной из таких причин было финансирование Морского министерства. Иеромонах, назначаемый на корабль, уходивший в заграничное плавание или в море на период боевых действий (например, в составе II Тихоокеанской эскадры), получал довольствие только во время плавания. После кампании он не имел права ни на какое денежное содержание от Морского министерства, в отличие от штатного судового священника из белого духовенства. Таким образом, Морское министерство и министерство финансов при назначениях судовых священников исходили из прагматических соображений. Сложившаяся практика назначения судового священника из монашествующего духовенства привела впоследствии к более сложным проблемам. В итоге Морскому министерству пришлось отказаться от назначения иеромонахов на корабли флота. Эта практика существовала вплоть до 1902 года, а окончательная замена черного духовенства на белое произошла после 1911 года. И такое позднее решение обусловила русско-японская война 1904–1905 годов.

Однако, говоря о недостатках деятельности морского духовенства из числа монашествующих, надо все-таки сказать, что в период русско-японской войны флотское духовенство показало себя с самой лучшей стороны. Мне бы хотелось привести пример поведения в бою иеромонаха Алексия (Оконешникова), судового священника крейсера I ранга «Рюрик», входившего в отдельный отряд крейсеров, эскадры на Тихом океане. Героическое поведение иеромонаха Алексия 1 августа 1904 года в Корейском проливе во время боя с эскадрой вице-адмирала Х. Камимуры – яркий пример жертвенного служения флотского иеромонаха, который в течение боя, не только исполнял свои прямые обязанности, исповедуя и причащая умирающих русских моряков (проводил общую исповедь во время боя!), но и участвовал в тушении пожара на крейсере, чем вызвал восхищение команды и офицеров крейсера. По решению японского командования о. Алексий был отпущен из плена как духовное лицо (некомбатант). Он сумел под бинтом, которым была перевязана рана, привезти в Россию доклад последнего командира крейсера лейтенанта К. П. Иванова о ходе боя и гибели корабля. За этот подвиг о. Алексий заслужил золотой наперсный крест на Георгиевской ленте – высшую боевую награду, установленную для военного духовенства. К сожалению, судьба о. Алексия в дальнейшем сложилась трагически, и как для священника, и как для христианина. В 1913 году он снял с себя монашество и сан.

14–15 мая 1905 года в бою у острова Цусима на кораблях II Тихоокеанской эскадры погибли 6 православных пастырей5. По воспоминаниям участников Цусимского сражения, все судовые священники и погибшие, и оставшиеся в живых, в бою вели себя самым достойным образом, показав не меньший героизм, чем моряки. Справедливо возникает вопрос, если все пастыри, показали себя с самой лучшей стороны, то почему возникла проблема о замене иеромонахов на священников из числа белого духовенства? Несмотря на понимание, и Морским министерством, и протопресвитером очевидных недостатков назначения иеромонахов, II Тихоокеанская эскадра была укомплектована практически одними иеромонахами. Только три священника представляли белое духовенство. Большинство из них заслужили золотые наперсные кресты. Этот факт вызывает неизбежный вопрос: почему Морское министерство в поход отправило иеромонахов при имевшихся штатных священниках белого духовенства. По-видимому, Морское министерство и в данном случае руководствовалось только соображениями прагматического характера.

Доказательством тому, может служить активная полемика и переписка 1908–1911 годов между Морским министром вице-адмиралом С. А. Воеводским и министром финансов В. Н. Коковцовым. Коковцов, к слову сказать, один из лучших министров финансов Российской империи, рассматривая вопрос об увеличении штатной численности судового духовенства, хотел решить его за счет сокращения берегового духовенства и возложения на него обязанностей судового. Конечно, экономия средств, похвальна для министра финансов любого государства, но в данном случае была совершенно не оправдана. В конечном итоге власть приняла решение об увеличении штатной численности судового духовенства сначала до 22 священников, а позже до 44.

Численность судового духовенства была обусловлена количественным ростом корабельного состава русского флота. На каждый год принималась программа плавания, в которую включались конкретные боевые единицы флота, а соответственно утверждался список судового духовенства. Но проблема заключалась не только в малообразованности иеромонахов, как говорилось выше, но и в том что, предоставить флоту необходимое количество священников с богословским образованием не представлялось возможным. И одним из факторов, влиявших на решение этой проблемы, становилось время, необходимое для подыскания подходящих кандидатур. Не каждый священник, приходящий на флот, понимал и представлял себе с какими трудностями в пастырской деятельности он может столкнуться. Надо заметить, что духовное окормление моряков – очень сложное и ответственное служение. Приведем лишь несколько примеров.

В 1914 году штатный священник учебного судна «Рында» о. Феодор Круглов писал в статье «Забытые», предназначенной специально для делегатов I съезда военного и морского духовенства:

«Обычно корабельное начальство разрешает снисходительно совершать только обедницы, при чем, каждому такому разрешению предшествует предупреждение – чтобы служба была “покороче”. Согласно нормального еженедельного расписания работ и занятий судовой команды, опубликованного в приложении к тому же морскому уставу, на всенощную и на литургию на корабле уделяется едва-ли более 20–30 минут один раз в неделю, а именно в воскресенье, и это в лучшем случае, и бывает на корабле где командир и старший офицер религиозны и исполнительны, но чаще богослужение в 20–30 минут разрешается на корабле один раз в месяц и при этом выбирается или двунадесятый праздник или царский день. Литургия же – это редкостное явление на судах нашего флота – бывает только в тех случаях, когда нужно приобщать говеющую команду, и, в виде исключения, – в Пасху. Даже в судовые праздники стараются обойтись обедницей или даже одним коротеньким молебном»6.

Такая обстановка на кораблях русского флота сложилась скорее всего по трем основным причинам: 1) Иеромонахи, назначавшиеся во флот, имели очень низкий образовательный, а порою нравственный и духовный уровень, в результате происходило падение авторитета священника; 2) Офицерский морской корпус был достаточно разнородным по отношению к религии, не все офицеры отличались глубокой религиозностью; 3) Священник на корабле полностью подчинялся корабельному начальству и занимал некое среднее положение между офицерами и командой.

Кстати сказать, в 1916 году со священником Феодором Кругловым произошел очень неприятный случай. Группа господ офицеров крейсера «Орёл» подшутила над батюшкой в походе, при переходе экватора. По мировой морской традиции при пересечении экватора празднуется день Нептуна. Бедный о. Феодор стал объектом насмешки господ офицеров, погрузивших его в импровизированную «купель» бога Нептуна для «крещения» со словами: «Крестить попа», «Тащите попа»7. Протопресвитер военного и морского духовенства протоиерей Георгий Иванович Шавельский в рапорте к командующему Балтийским флотом писал:

«Ваше Высокопревосходительство, Милостивый Государь Александр Иванович, препровождая при сем на зависящее распоряжение, рапорт штатного судового священника крейсера “Орёл” Феодора Круглова, от 20-го января текущего года за № 4, с донесением о неблаговидном поступке с ним г.г. офицеров названного крейсера при переходе через экватор, имею честь уведомить Ваше Высокопревосходительство, что со своей стороны я считаю подобное поведение г.г. офицеров в отношении к священнику совершенно недопустимо. О последующем прошу почтить меня уведомлением. При этом присовокупляю, что независимо от сего ко мне поступила переписка по обвинению священника в предосудительном поведении, какое обвинение произведенным дознанием подтвердилось. В виду чего о. Феодор Круглов мною уволен от службы по духовному ведомству»8.

Приведенный пример отношения к судовому священнику со стороны офицеров, очень показателен, с точки зрения офицерского состава и сложившегося мнения о судовом духовенстве в целом. И нам бы в связи с вышесказанным хотелось привести слова протоиерея Владимира Архангельского, произнесенные им на I съезде военного и морского духовенства, состоявшегося в 1914 году в Санкт-Петербурге:

«Следует вспомнить, что лишь недавно на суда флота стали назначать священнослужителей из белого духовенства, а раньше, да и теперь еще, к сожалению, есть, были только иеромонахи; нередко без всякого образования, еле грамотные, смотревшие на службу во флоте, как на хорошую кормешку. Не мудрено потому, что и взгляд на судового священника сложился у офицеров своеобразный. <…> взгляды у большинства моряков остались старые, а люди на места священников стали назначаться новые, интеллигентные, развитые, легко отзывающиеся на все окружающие их явления. И нужно много такта, выдержки, умения, чтобы заставить плавающий состав флота переменить прежнее мнение и взгляды на священников, как на людей бесправных, с которыми можно не считаться. Эти укоренившиеся привычки смотреть на священника лишь только как на совершителя богослужения, а не учителя, – являются, по мнению секции, главною причиною, препятствующею судовому священнику право править слово истины»9.

Здесь далее уместно привести пространную цитату из работы А. А. Кострюкова:

«Участник Первой мировой войны, а впоследствии эмигрант генерал Епанчин отзывался более резко, что военное духовенство, как и епархиальное, не имело достаточного не только богословского, но даже общего образования. Ф. Судьбинин на страницах журнала “Разведчик” писал, что “военные священники по образованию и воспитанию не составляют исключения из общей массы духовенства”. Значительно хуже была ситуация с духовенством, прибывавшим из епархий. Особенно тяжелым было положение с флотскими иеромонахами, создававшими большие проблемы ведомству протопресвитера незадолго до войны. Иеромонахи, попадавшие в армию и на флот, были, как правило, выходцами из крестьянской среды, и образованностью не отличались. Когда на одном из заседаний Поместного Собора 1917–1918 гг. прозвучало предложение о привлечении к просветительской работе насельников монастырей, епископ Андрей Уфимский сказал: ”Вы хотите заставить монахов, чтоб они проповедовали. О чем же они будут проповедовать? Их надо просить не о том, чтобы они проповедовали, а о том, чтобы они не смели проповедовать”. Капитан I ранга Попов в 1911 году жаловался, что на флоте “почти все священнические должности замещены полуграмотными, вольнонаемными иеромонахами, весьма часто служащими посмешищем не только для офицеров, но и для матросов, многим из которых они уступают в развитии. Не имея возможности оплачивать стоимость стола в офицерской кают-компании, они кормятся за счет офицеров. Последние, условливаясь с содержателем кают-компании, так и уговариваются: кормить столько-то офицеров, кота и попа. Потом этому бесплатному настольнику приходилось выслушивать от молодежи обидные шутки и даже издевательства»10.

Теперь необходимо сказать несколько слов о духовно-нравственном состоянии нижних чинов флота, хотя по своей сути этот вопрос очень сложный, особенно в связи с известными примерами революционных выступлений нижних чинов флота в 1905–1907 и 1917 годах. Здесь уместно процитировать несколько выдержек из разных документов, в частности переписки протопресвитера военного и морского духовенства и Главного штаба флота в 1908 году. Так, например, 8 января 1908 года протопресвитер военного и морского духовенства в своем отношении № 87 писал в Главный Морской штаб:

«Ввиду прискорбных событий, имевших место в 1905–1906 годах в разных частях флота под влиянием революционной и противорелигиозной пропаганды, для более успешной борьбы с этим злом, принявшим столь широкие размеры особенно в командах Черноморского флота, и для наилучшего удовлетворения религиозно-нравственных потребностей нижних чинов флота я со своей стороны признаю полезным и необходимым принять следующие меры:

1. Необходимо ввести обязательное преподавание Закона Божия во всех школах Черноморского флота как то, минной, артиллерийской, машинной, судовых содержателей, рулевых и сигнальщиков, музыкантов и певчих, в которых Закон божий вовсе не преподается, за исключением школы строевых квартирмейстеров (матрос Вакуленчук, артиллерийский квартирмейстер – пример);

2. Необходимо ввести религиозно-нравственные беседы священника с матросами. В настоящее время судовые священники и священники сводных экипажей, хотя и ведут беседы с матросами, когда бывает на это распоряжение морского начальства, но, тем не менее, для бесед указывается время самое не подходящее, от семи часов вечера, когда матрос по уставу должен отдыхать от утомительного труда за целый день <…>;

3. В настоящее время командные библиотеки на судах и в экипажах не всегда находятся в руках священника <…>;

4. Необходимо обратить внимание на лучшую постановку богослужений. Богослужения должны отправляться непременно при участии хорового пения <…..> Продолжительность богослужений должна зависеть от священника и только в крайних случаях командир судна может просить священника (наедине) о сокращении службы. А не так, как теперь делается на некоторых судах: командир требует, чтобы священник начал богослужение тогда, когда Старший офицер, по приходе командира в церковь, подойдет к алтарю и скажет во всеуслышание священнику: “Можно начинать”, хотя бы этого распоряжения пришлось ожидать священнику и команде целых полчаса. Надобно непременно поднять авторитет судовых священников и положение их на судах сделать нормальным, тогда матросы будут видеть в судовом священнике авторитетного пастыря и учителя не последнего на судне и охотно подчинятся влиянию его <…>;

5. Во все воскресные, праздничные и высокоторжественные дни нижние чины флота обязательно должны присутствовать за Богослужением <…>;

6. Следует обратить внимание на лучшую постановку дела христианского утешения больным нижним чинам флота, находящимся на излечении в судовых лазаретах и госпиталях на берегу»11.

Исходя из вышесказанного, следует единственный вывод: ничего из предлагаемых и перечисленных мер ранее не делалось или делалось не в полной мере. Какое же могло тогда быть духовно-нравственное состояние у нижних чинов флота?

Вот еще один показательный пример поведения нижних чинов флота перед революцией 1917 года.

Резолюция Кронштадтского военно-морского суда от 3 февраля 1915 года.

Председательствующий: генерал-майор Эйкар.

«Выслушав дело о матросах 2 ст[атьи]. 6[-го] разряда штрафованных команды броненосного крейсера ”Рюрик”, Николае Филиппове Лиленко, 26 лет, и команды линейного корабля “Андрей Первозванный” Алексее Иванове Никитине, 24 лет, признал их виновными в том, что, находясь под стражей в 4-й камере Кронштадтской Морской Следственной Тюрьмы, около 11 часов ночи 11 января 1915 года, в присутствии помещавшихся в той же камере 20 нижних чинов, из которых некоторые не спали, они, Лиленко и Никитин, действуя заведомо сообща, с целью поругания, сорвали со стены икону Св[ятого]. Николая Чудотворца и, бросив ее на пол, стали топтать ее ногами. Посему, на основании ст[атьи]. 51 и п[ункта]. 2, 73 Угол[овного]. Улож[ения]. Суд ПРИГОВОРИЛ: посудимых, матроса 2 ст[атьи]. разряда штрафованных команды броненосного крейсера ”Рюрик”, Николая Филиппова Лиленко и матроса 2 ст[атьи]. команды линейного корабля Алексея Иванова Никитина сослать на поселение, с лишением прав состояния, и воинского звания, с исключением их из военно-морской службы, с лишением их медали в память 300-летия царствования дома Романовых, с последствиями для них, в ст[атьях]. 25, 28, 29, 30, 34 Уг[оловного]. Уложения указанными.

Настоящий приговор относительно матроса Никитина составлен, на основании ст[атьи]. 60 Угол[овного]. Улож[ения]., по совокупности с приговором Кронштадского Военно-Морского Суда от 16 января 1915 года. Вещественное по делу доказательство разбитую икону, по вступлении приговора в законную силу, возвратить по принадлежности. Подлинную подписали: Председательствующий Военно-Морской Судья Генерал-Майор Эйкар, Временные Члены: Капитаны 1 ранга Ковалевский, Шамшев»12.

Такой случай был не единственным во флоте. Как оказалось в ходе следствия, упомянутые матросы сознательно пошли на этот чудовищный поступок, так как предыдущее совершенное ими преступление предусматривало более суровое наказание, то есть тюрьму, а за надругательство над иконой они получали лишь ссылку – отправку на поселение. Поражает другой факт: эти нижние чины для того, чтобы избежать одного наказания, совершили такое жуткое кощунство по отношению к своей святой вере. Стоит ли удивляться той жестокости, с которой действовали нижние чины Балтийского флота в трагические дни революции 1917 года.

Итак, пока у нас есть основания полагать, что духовно-нравственное состояние нижних чинов флота накануне революционной катастрофы находилось на весьма низком уровне. В 1917 году корабельное духовенство оказалось в самой унизительной для себя ситуации, когда команды и экипажи самолично решали, иметь им священника на своем корабле или нет. Вероятно, увы, стоит прислушаться к горьким словам генерал-лейтенанта А. И. Деникина, признававшего в «Очерках русской смуты»: «Духовенству не удалось вызвать религиозного подъема среди войск»13. В заключении автору хотелось бы подчеркнуть: на начальном этапе исследований деятельности военно-морского духовенства нельзя дать однозначно положительной или отрицательной оценки. Проблема только начинает изучаться с должным вниманием и с объективным подходом. Хочется надеться, что следующие исследования данного вопроса помогут составить нам правильное впечатление о деятельности военно-морского духовенства в начале ХХ века, а возможно, будут способствовать возрождению традиции духовно-религиозного окормления чинов флота.

Примечания

1Цит. по: Аналитический обзор военно-научной информации. Вып. № 9(69). Тема: Исторические и правовые аспекты Православной церкви на флоте. Изд. 1 ЦНИИ МО РФ. СПб., 2003. С. 7.

2 Цит. по: Российский государственный архив Военно-морского флота (РГА ВМФ). Ф. 417. Оп. 4. Д. 6737. Л. 4–5.

3 Цит. по: Там же. Л. 13.

4 Цит. по: Катков В. М. Военное духовенство России. СПб., 2004. С. 221–223.

5 РГА ВМФ. Ф. 417. Оп. 2. Д. 804. Л. 6.

6 Российский государственный исторический архив (РГИА). Ф. 806. Оп. 5. Д. 9432/10/. Л. 29.

7 Цит. по: РГА ВМФ. Ф. 716. Оп. 1. Д. 83. Л. 19.

8 Цит. по: Там же. Л. 18.

9 РГИА. Ф. 806. Оп 5. Д. 9432/10/. Л. 15.

10 Кострюков А. А. http://www.pobeda.ru/content/view/2504/190/2006

11 Цит. по: РГА ВМФ. Ф. 417. Оп.1. Д. 3854. Л. 3–7.

12 Цит. по: РГА ВМФ. Ф. 407. Оп. 1. Д. 8105. Л. ЗЗ.

13 Цит. по: Деникин А. И. Очерки русской смуты. В 3 т. М., 2003. Т. I. С. 105.