© Из редакционного портфеля журнала «Михайлов День»

ЛЮБОЕ КОПИРОВАНИЕ ЗАПРЕЩЕНО!

ДОРОГИЕ ПОРТРЕТЫ

От редактора МД: настоящие воспоминания и документальные материалы повествуют о благородном семействе, которое составляло честь, гордость и генофонд России. Автор Татьяна Алексеевна Плищенко (урожд. Дуброва) имеет прямое родство с такими известными родами, как Лансере, Газенкампф фон Брюгеннау, великими магистрами Ливонского ордена Веннемар (1389-1401), Герман (1535-1549)…  

По линии отца и матери два ее деда были заслуженными боевыми генералами: генерал-майор, Георгиевский кавалер И.В. Семёнов; генерал-майор Н.М. Дуброва – командир Лб.-гв. Московского полка. По линии бабушки ее предок А. Ротчев был последним комендантом форта Росс (ок. Сан-Франциско). Предок по линии ее матери Ахиллес Забаринский участвовал в Сибирском походе графа Муравьева-Амурского. Важно отметить, что предком семьи Плищенко является Святой Феодосий Черниговский. Когда была канонизация Св. Феодосия на это торжество был приглашен дед мужа Т.А. Плищенко с сыном Павлом. Приношу глубокую благодарность Татьяне Алексеевне Плищенко за любезное согласие написать настоящий материал, который вместе с копиями неизвестных фотографий был передан мне в Буэнос-Айресе.  

Татьяна А. Плищенко (Буэнос-Айрес)

КРАТКАЯ ИСТОРИЯ МОЕЙ СЕМЬИ

Мой отец Алексей Николаевич Дуброва[1] родился 2 июня 1901 г. (по старому стилю 20 мая) в Санкт-Петербурге. Происходил из дворян Тверской губернии. С детства был приписан к Лейб-гвардии Московскому полку[2], в котором служили его отец и братья. Окончил 3-е Екатеринодарское реальное училище, учился в кадетском корпусе[3]. На военную службу поступил 20 апреля 1919 г. юнкером Константиновского военного училища. Участник боев у Перекопа декабрь 1919 - апрель 1920 г. За десантную операцию на Кубани был награжден Георгиевским крестом 4-й ст. за №1240806.

Из Крыма эвакуировался в Галлиполи. 5/18 декабря 1920 г. после окончания училища (по всей видимости, ускоренные курсы) приказом №298 был произведен в чин подпоручика и причислен к офицерской роте при училище. Отмечен Галлиполийским крестом с удостоверением №5081. По расформировании офицерской роты, переведен в пехотный полк генерала М.Г. Дроздовского[4].

Из Турции через Болгарию переехал в Сербию, где воссоединился с семьей: мать, сестра и брат[5]. Сочетался браком с Аллой Иосифовной Семеновой (дочь последнего командира Лб.-гв. 3-го стрелкового полка). Я их единственная дочь. Приказом №260 начальника пех. дивизии от 14 апреля 1921 г. переведен в Алексеевский пех. полк. 15 апреля 1921 г. приказом командира Алексеевского полка зачислен во 2-й гвардейский батальон. 10 декабря 1921 г. приказом старшего офицера кадра Лб.-гв. Московского полка зачислен младшим офицером в кадр полка[6].  

К 10 февраля  1922 г. в составе Гвардейского батальона в г. Ловеч[7], к 1 мая 1939 г. член полкового объединения. С началом формирования Русского Корпуса одним из первых вступил в его ряды. Служил сначала ефрейтором во 2-й роте 1-го полка, потом в 3-м полку в чине подпоручика. Окончил офицерские курсы и курсы химической обороны. За храбрость награжден Железным крестом 2-го класса. В чине поручика (с 1944 г. обер-лейтенанта) командовал взводом тяжелого орудия во 2-м батальоне 4-го полка. 23 октября 1944 г. был убит в ходе боев вместе с командиром полка полковником Б.С. Гескетом в г. Чачак.

Моя мать Алла Иосифовна Семенова родилась в С.-Петербурге 26 сентября 1907 г. Ее сестры: Ольга († Б.-Айрес); Ирина – была монахиней в Иерусалиме; Ксения, умерла малолетней в России. Мама окончила в Сербии Институт благородных девиц в г. Кикинда. Владела несколькими иностранными языками, поступила чиновницей в Белграде на радиотелеграф, где и служила до начала войны. Пела вначале в светском хоре Ивана Слатина, затем в хоре сербской церкви Св. Марка, а последующие годы в русской церкви Св. Троицы в Белграде (регент Маслов). Из Европы с семьей переехала в Аргентину. В Буэнос-Айресе служила чиновницей во французской фирме и пела в хоре Кафедрального собора на улице Нуньес. Скончалась 14 июня 1988 г. от сердечного припадка.

Мой муж Андрей Павлович Плищенко сын доктора медицины (врач морского ведомства) Павла Ивановича[8] и его супруги Татьяны Владимировны (урожд. Соболевой)[9] родился 14 декабря 1920 г. в г. Нови Сад в Сербии. В 1940 г. окончил Княже-Константиновский  кадетский корпус в Белой Церкви (Сербия). Поступил на экономический факультет Белградского университета, но в 1942 г. вместе с отцом пошел рядовым в Русский Корпус. Юнкер 2-й сотни 1-го батальона 1-го полка. Окончил Военно-училищные курсы в 1942 г., подпоручик. Служил в разных полках. Под конец войны тяжело заболел и был отправлен в немецкий госпиталь в Вену. После окончания войны уехал в городок Mondsee, где находилась его мать. В 1948 г. с матерью прибыл в Аргентину. Работал рабочим на стройках, затем служил в разных учреждениях чертежником и чиновником до выхода на пенсию. С образованием общества Св. Блгв. Князя Александра Невского (б. чинов Русского Корпуса) состоял его секретарем, член Кадетского объединения в Аргентине. Играл в спектаклях русского любительского театра Буэнос-Айреса. Скончался 29 мая 1998 г. от кровоизлияния в мозг.      

***

Татьяна Алексеевна родилась 9 сентября 1931 года в Белграде.

О своей жизни она рассказывает.

«Жили мы в квартире, переделанной из мансарды с большой террасой, на которой я летом любила играть. В двух комнатах жили дедушка с бабушкой (мамины родители Семёновы), а в других двух комнатах мой папа, мама и я. Детство мое было очень счастливым. До школьного возраста я была по утрам с дедушкой и бабушкой, а также с папиной мамой (Газенкампф).

Папа работал до 2 часов и после обеда полностью «принадлежал» мне.

Зимой санки. Папа покупал мне у уличных торговцев (арнауты) жареные каштаны, или бублики (джевреки). Летом мы уезжали на речку Сава.

Папа был секретарем русского яхт-клуба. У нас была своя лодка, и мы на ней проводили все свое послеобеденное время. Я училась в русской гимназии.

Но всему приходит конец.

6 апреля 1941 года немцы неожиданно начали бомбить Белград. В наш дом попала зажигательная бомба, и наша квартира со всем имуществом сгорела. Мы очутились на улице. Вначале на несколько дней нас приютили друзья, затем мы поселились в бывшем студенческом доме, где, кроме нас нашли приют и другие лишенцы. Сюда же приехали из монастыря «Хопово» русские монахини, спасаясь от преследования хорватов. С ними была чудотворная икона Леснинской Божией Матери. Это для всех нас было большим утешением в страдное время. Отсюда мы с мамой переехали в нанятую поблизости комнату, а папа вступил в ряды Русского Корпуса.

Я продолжала ходить в русскую гимназию. Было голодно и холодно. Но, как-то жили…

Наступила Пасха 1942 года. Заутреня проходила в 6 часов утра из-за комендантского часа. Когда мы вернулись домой, опять началась неожиданная бомбардировка, но уже американской авиации.

Через пару дней монахини Крестным ходом со своей святыней иконой Леснинской Божией Матери обошли несколько кварталов с молитвенным пением. Во всех этих кварталах все упавшие бомбы не взорвались! Около дома, где мы жили, немецкая специальная команда выкопала пять, связанных спиралью, невзорвавшихся бомб[10].

Папа был на войне, мама осталась без работы и знакомые уговорили ее переехать в Германию, где было все же легче и с питанием и с работой. Приехали мы в Силезию и поселились в городке Oberschreiberhau, очень живописном. Мама служила чиновницей, а я училась в немецкой гимназии. Поначалу мне было очень трудно, но вскоре я выучила немецкий язык и освоилась.

Природа была дивная. Горы Risengebirge, лес, полный ягод…

Но опять судьба нас не пощадила.

Пришла «похоронка» о гибели папы.

Поскольку гибель папы я переживала очень тяжело, то мама вызвала мою крестную мать Марию Н. Дмитриеву (урожд. Дуброва), которая служила сестрой милосердия в русском интернате, эвакуированном из Белграда и расположенном в городке Roritnits в Чехии. В интернате были девочки из моей гимназии, и мне легче стало переносить мое горе.

Когда случился прорыв советских войск на Бреслау, мама сразу приехала к нам и вместе со всем интернатом мы переехали в Саксонию.

Были с нами и мальчики из расформированного кадетского корпуса в Сербии из младших классов. Они принесли с собой кадетский дух. И мы бодро ходили на прогулки, распевая кадетские песни к удивлению местных жителей.

Зима, мороз, фабричный город Annaberg, сильно разрушенный.

Разместили нас в школе, спали на полу на соломе. Начальницей интерната была Мария Алексеевна Неклюдова[11], бывшая фрейлина, окончившая Смольный институт благородных девиц с шифром. Она мужественно переносила все лишения. Ночью, когда была воздушная тревога, надо было выходить и идти в бомбоубежище. Питание было очень скудным.

Близился конец войны, и моя мама стала уговаривать начальницу уехать из Саксонии, по ее мнению эту территорию могли занять советские войска. Мария Алексеевна пребывала в растерянности и, поддавшись уговорам других людей, отказалась ехать, хотя моя мама выхлопотала для нас вагон и питание. Вскоре после оккупации советскими войсками Саксонии, весь интернат был вывезен в СССР.

Тогда три мамы: моя, О. Филимонова и графиня А.Г. Коновницына[12] – жена Николая с дочками решили уехать и пробираться на Юг Германии.

Поездка была ужасной. Переполненные поезда, бравшиеся с боя, ночевки на вокзалах, занесенных снегом…

Наконец мы прибыли в Карлсбад, где нам дали какой-то горячий суп (первый за несколько дней), но не успели мы его съесть, как налетели американские самолеты и на бреющем полете стали расстреливать мирное население на вокзале. Слава Богу, никто из нас не пострадал. Мы лежали у стенок, прижавшись друг к другу. Громкоговоритель призывал спуститься с горки, на которой был расположен вокзал, и скрыться в бомбоубежище. Мы все побежали туда, несмотря на продолжающийся обстрел. На вокзале были только гражданские лица, военных не было. Затем прилетели тяжелые бомбардировщики и разбомбили вокзал, в результате мы оказались засыпанными в этом бомбоубежище. Наш ужас продолжался пять часов, пока нас не откопали и мы вышли на воздух, благодаря Бога за спасение. Вокруг была масса убитых и раненых. С другого вокзала мы спешно поехали дальше. По дороге часто выскакивая из останавливающегося поезда, который все время обстреливали с воздуха. Кое-как доехали до Мариенбада. Отсюда поезда уже не ходили. И мы стали искать убежище. У каждой из нас из вещей был только рюкзак с одеждой… Настроение ужасное. И вдруг мы видим на горке чудесную русскую церковь, красивую, как пасхальное яичко. Это нас спасло морально.

Жили мы в каком-то лагере для беженцев, но, в виду Страстной недели и Пасхи все время проводили в церкви. Службы были исключительно торжественные, было много духовенства, бежавшего из Польши, в красивых облачениях. Церковь с замечательным иконостасом была великолепной.

Кончилась война.

Но с севера надвигалась опасность, советские войска уже были в Карлсбаде, и надо было снова искать способ уехать на юг. Маме, говорящей прекрасно по-английски, удалось уговорить американцев, не понимающих «Зачем?», вывести нас подальше.

Снова поездка, сначала старое немецкое село, где мама работала на сенокосе, и наконец желанный Мюнхен, где были знакомые, здесь удалось узнать о родственниках.

Поселились мы в 4-этажном доме, совершенно пустом (немцы – партийцы бежали), без оконных рам, без дверей и без электричества. Но мы все быстро привели в относительный порядок, таская двери и окна из соседних разрушенных домов. Вскоре весь дом заполнился русскими. Маму, знающую многие языки, выбрали «управдомом». Главный страх, который довлел над всеми жителями дома, это выдача советским карательным органам. От страха даже дыру в соседний разрушенный дом пробили, чтобы убегать в случае опасности. Но все обошлось благополучно. Отец Александр Киселев[13], вместе с директором П. Ильинским из ничего создали русскую гимназию, среди сора была обретена икона Св. Серафима Саровского.

Гимназия работала прекрасно, опытные преподаватели давали нам много знаний. Действовала скаутская организация, и проводились лагеря в лесах Баварии. Об этом времени, хотя и весьма голодном (после войны питание по карточкам было весьма скудным), я вспоминанию с удовольствием. Но маме было очень трудно, работы не было, она все на своих плечах несла. Она решила переехать во французскую зону оккупации в Германии, где прекрасно устроилась секретаршей у французского военного командования. Она получала отличное жалование, нам была предоставлена квартира с мебелью и офицерский паек. А для меня опять испытание. Очень жаль было расставаться с русской гимназией, скаутами, подругами, но иначе было нельзя, нужно было выживать…

В старинном городке  Rastatt (около Baden Badena) я опять поступила в немецкую гимназию. Не очень мне хорошо там было, так как мама служила у французов-оккупантов, ко мне соответственно и относились. В особенности учителя, да и одноклассники тоже.

Прошло полтора года, все стали уезжать за океан, боясь 3-й Мировой войны. Оставаться в Европе нам было бессмысленно: бесподанные эмигранты. Ни кола, ни двора. Надо было начинать устраивать жизнь после пережитой войны.

Так как мамины мать и сестра уже уехали в Аргентину, то и мы с мамой решили туда же перебраться. В США давали визу только тем семьям, в которых был мужчина.

И вот 19 ноября 1948 года мы прибыли в Аргентину.

Но тут начинается новый этап и новый рассказ из моей жизни.