Несколько малоизвестных писем и рапортов, свидетельствующих об отношениях Маннергейма и белых русских (окончание; начало см. здесь).

VI. Рапорт от 20 января 1940 года капитана II ранга русского флота Бориса Четверухина — фельдмаршалу Карлу Маннергейму:

Его Высокопревосходительству
Главнокомандующему Действующей армии Финляндии
Фельдмаршалу барону Г. К. Маннергейму

Б. М. Четверухина
Капитана 2 ранга
б.[ывшего] Русского Флота

Р а п о р т

Получив свежие сведения из Прибалтики, я счел необходимым представить главнейшие выборки из них Вам. Господин Фельдмаршал, не ожидая Вашего ответа на мой рапорт № 1 (секретный).

В представляемой при сем рапорте сводке № 2 (секретной) имеются сведения, которые, по моему мнению, может быть будут иметь некоторый интерес для Вашей Главной Квартиры.

Мои сотрудники в Прибалтике могут более подробно освещать советские базы в Эстонии, если Ваша, Господин Фельдмаршал, Главная Квартира пожелает дать соответствующие задания.

Помимо осведомительной работы, мои сотрудники в Прибалтике ведут непрерывную работу по разложению советских воинских чинов на базах и уже достигли известных результатов, а также продолжают переброску агитационной литературы через границу СССР.

К сожалению, доставка сведений из Прибалтики сюда сопряжена с большой потерей времени, а потому некоторые срочные сведения неизбежно могут запоздать.

Беру на себя смелость, как старый боевой моряк, принести Вам, Господин Фельдмаршал, мои чувства искреннего и глубокого восхищения перед Вашей исключительной деятельностью по верховному руководству доблестной Армией Финляндии, и самое сердечное пожелание здоровья и сил в еще предстоящей тяжкой для Страны борьбе.

Гельсингфорс, 20 Января 1940 г.

(подпись)

Мой адрес: (адрес, телефон)

VII. Рапорт от 12 февраля 1940 года Бориса Бажанова о результатах агитации среди пленных красноармейцев на советско-финляндском фронте:

Хельсинки, 12 февраля 1940. 12 ч.

Главному командованию.

1. Провел предварительную работу в лагере пленных Пельсо. Работал там 5 дней: 6, 7, 8 и 9 февраля провел пропагандные беседы в 14 камерах (в каждой камере по 40 красноармейцев: беседовал с каждой камерой часа полтора). 10 февраля сделал персональный опрос, кто хочет идти добровольно в наши русские отряды.

2. Кроме всяких общих разъяснений и общей пропаганды я подчеркивал, что наши отряды — военные, и работа на фронте, которую они будут вести, связана с известным риском, предлагал боязливым к нам не идти. Поэтому результаты тайного персонального голосования, которое было потом проведено, выявило только наиболее смелые и антисоветские элементы, которые добровольно идут на риск возвращения к фронту.

3. Было опрошено персонально пять камер — 197 человек. Из них записалось 94 человека. По камерам запись, как и можно было ожидать, была очень неравномерной, по одной — все 40 человек, по другой — 21, по третьей — 14, по четвертой — 11, по пятой — 8.

4. Эта неравномерность легко объяснима. Во-первых, конечно, проведенная агитация была совершенно недостаточна: после полуторачасового разговора с камерой она была предоставлена в течение 2–3–4 дней самой себе; при этом в тех камерах, где были советские элементы, они вели советскую агитацию, убеждая, что все сказанное во время беседы было неправдой, что семьи тех, кто пойдет, будут расстреляны советской властью и т. д. Во-вторых, в одних камерах были решительные и энергичные антисоветские люди, которые умели этому противопоставить нашу пропаганду, в других не было. Результат этой случайной комбинации наличия в камере советских и антисоветских людей сказывался в цифрах положительных и отрицательных ответов.

5. Конечно, весь этот опыт подтверждает мысль, которая мне была ясна и раньше: всю пропагандно-отборочную работу можно быстро и хорошо проводить только в сортировочном лагере. При этом во время первой же — второй бесед ясны советские элементы и слишком трусливые люди; немедленно удаляя их из камер и не давая им разлагать остальных, можно выбрать всех годящихся в течение 4–5 дней. Продолжая систематическую ежедневную обработку выбранных в течение недели в формировочном лагере, можно потом выпускать их в отряды, будучи уверенным, что они отобраны правильно, изучены достаточно и обработаны достаточно.

6. Результаты проведенного изучения пленных я бы сформулировал в цифровой форме так (конечно, это грубо и схематично, но в цифрах лучше ясна картина): каждую сотню пленных красноармейцев — кроме раненых, больных и отмороженных — можно грубо разбить с интересующих нас точек зрения так:

а) Человек 5 — советский элемент. Он для нас не только не годен, но и вреден: разлагает и пугает остальных; среди этих советских людей есть политработники и командиры-коммунисты, скрывшие свой чин, когда попали в плен, и заявившие, что они — красноармейцы.

б) Человек 10 — элемент малокультурный, не особенно довольный советской властью, но по малокультурности не представляющий себе никакого другого строя жизни, кроме советского, и предпочитающий вести себя совсем пассивно. От этих людей толка не видно. Остальных 85 можно рассматривать как людей, явно недовольных советской властью (но со всеми градациями степени недовольства).

в) Человек 10 — люди, хоть и недовольные советским строем, но по природе слишком боязливые, чтобы из них был какой-нибудь толк. Их трогать не надо.

г) Человек 25 — люди антисоветские, но недостаточно устойчивые и решительные, у которых боязнь за жизнь семей и за свою жизнь действуют настолько сильно, что у них будут неизбежны рецидивы больших колебаний, даже если они после первой обработки с нами пойдут.

д) Человек 25 — люди антисоветские, у которых страх за себя и жизнь семей выражен менее резко, и относительно которых можно быть уверенными, что, не выпуская их из под своего влияния, можно будет их использовать и для первой стадии работы — пропагандной, и для второй — боевой.

е) Человек 25 — люди настолько антисоветские и лично смелые, что на них можно рассчитывать вполне. Это те, которые в проделанном опыте записались добровольно, не боясь вернуться на фронт, не слушая запугивания советских людей, и, несмотря на опасения за жизнь своих семей и за свою, в случае если война сейчас вдруг прекратиться.

7. Я считаю, что нужно брать только последние две категории — это дает около половины всех здоровых пленных. Все эти люди годятся сейчас для той пропагандной работы, которая предстоит, а через некоторое время превратятся в бойцов, которые будут нужны дальше. Остальных брать не следует.

8. Считаю, что все обстоит хорошо, и что дело на верном пути, и его надо продолжать со всей решительностью и быстротой.

9. В частности, считаю необходимым:

а) По создании сортировочного лагеря немедленно перевести в него тех 550 человек из лагеря Пельсо, обработка которых уже начата. Думаю, что в сортировочном лагере из них в течение 4–5 дней можно будет отобрать человек 250–300, а остальных отправить обратно на работы.

б) Для этого совершенно необходимо, чтобы к началу работы в сортировочном лагере у меня уже было 5–6 человек русских помощников, которые и будут потом командирами отрядов и которых нужно взять немедленно, так как мне их нужно подготовить (2–3 дня). Если у Вас нет кандидатов, я их немедленно найду сам через местную организацию Обще-Воинского Союза.

в) Из этих 250–300 человек уже в формировочном лагере в течение нескольких дней будут отобраны и подготовлены человек 150 — первые 5 отрядов, с которыми и будет проведен первый опыт пропагандной работы на фронте.

г) Все остальное — листовки, пропагандный материал будет заготовляться параллельно и своевременно.

10. Считаю, что среди идущих к нам не будет (или почти не будет) идущих с задней мыслью перебежать к советам: все красноармейцы хорошо понимают, что таким перебежчикам советы не поверят и что они будут расстреляны.

11. Излагаю здесь только важнейшее. По всем остальным вопросам все, что нужно делать, имею устный разговор с представителем Ставки — полковником Линном.

VIII. Письмо от 6 сентября 1941 года генерал-майора Антона Туркула — фельдмаршалу Карлу Маннергейму:

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ
РУССКОГО НАЦИОНАЛЬНОГО СОЮЗА
УЧАСТНИКОВ ВОЙНЫ

Его Высокопревосходительству
Маршалу барону Маннергейму

«6» сентября 1941 г.
№ 101
г. Рим

Ваше Высокопревосходительство,

В декабре месяце 1939 года, во время финно-советской войны, я послал Вам письмо, в котором просил у Вас разрешения приехать в Финляндию и приступить к формированию русских воинских частей из военно-пленных красноармейцев. На это письмо я получил ответ от Вашего генерала для особых поручений генерал-лейтенанта Энкеля от 18 января 1940 года. Генерал Энкель мне тогда написал, что: «формирование особых частей из пленных по различным соображениям в настоящее время не предвидится».

Попытка нас белых российских националистов включится в борьбу против советского правительства тогда в 1939 году не удалась.

С тех пор прошло два года и снова объявлена война СССР. В этот раз поднялась почти вся Европа, решившая раз и навсегда сорвать с лица России кровавую вывеску СССР.

Мы знали, что Вы не могли остаться в стороне и не принять участие в борьбе с угнетателями русского народа и со злейшими врагами всего человечества. Разрешите и на этот раз пожелать Вам полной и окончательной победы над коммунистическим правительством СССР, над нашим общим и заклятым врагом.

Обращаюсь к Вашему Высокопревосходительству снова, как и два года тому назад, с просьбой разрешить и способствовать формированию русских национальных частей, комплектовать которые предполагаю по долгому личному опыту Гражданской Войны, из пленных красноармейцев [подчеркивания в тексте. — К. А.].

Считаю, что на этот раз это мероприятие, как никогда, более своевременно и необходимо.

Если и на этот раз формирование русских национальных частей для прямого участия в военных действиях явится нежелательным по каким-либо причинам, считаю совершенно необходимым уже теперь приступить к подготовке кадров русских солдат. Иностранные войска не могут продолжительное время выполнять оккупационные задачи. Необходимо теперь же приступить к формированию русской вооруженной силы, которая из [правильно: их. — К. А.] заменит. В деле создания таких кадров и такой вооруженной русской силы, Ваша помощь является особенно ценной, ввиду так блестяще удавшегося опыта формирования шюцкора.

Обращаюсь к Вашему Высокопревосходительству с покорнейшей просьбой дать мне возможность с Вами встретиться и изложить в личном разговоре мои соображения и пожелания по этому вопросу.

Прошу принять уверения в совершенном почтении и такой же преданности.

Генерал-Майор Туркул (подпись).

Адрес: Рим, Финляндское посольство.

IX. Письмо от 28 сентября 1941 года фельдмаршала Карла Маннергейма — генерал-майору Антону Туркулу:

Главная Квартира
28-го сентября 1941

Председателю Русского Национального Союза
участников войны,
Генерал-Майору Туркул.

Рим.

Господин Генерал,

Отвечаю на Ваше письмо от 6-го сего сентября желаю уведомить Вас, что хотя у нас в Финляндии и имеется несколько десятков тысяч военнопленных красноармейцев, я все же, ввиду той тотальной мобилизации, которую мы заставлены были провести, принужден использовать всех пленных как на театре военных действий, так и на внутреннем фронте. На этом основании не может быть и речи о формировании в настоящее время вооруженных русских войсковых частей. Возможно, что к подготовке будущих кадров можно будет приступить позже, хотя я, откровенно говоря, сильно сомневаюсь в том, что из пленных красноармейцев могут быть созданы боеспособные единицы.

Мне кажется, что военнопленные красноармейцы в настоящую войну в гораздо большем размере еще чем во время революции окажутся крайне ненадежны. Временами быть может они охотно будут сражаться на нашей стороне, но столь же охотно они перейдут на сторону противника, особенно если пища большевиков окажется лучше нашей. Я излагаю Вам эти соображения, чтобы объяснить, что я в настоящее время очень мало заинтересован в применении военнопленных указанным Вами образом.

По тем же причинам я не желал бы уговаривать Вас предпринять длинное, утомительное и дорогое путешествие, чтобы встретиться со мною. Если Вы, несмотря на это, все-таки пожелаете выехать в Финляндию, то я охотно подтвержду Вам устно содержание этого письма.

Я сожалею, что Ваши пожелания по этому вопросу не могут быть приняты во внимание, ибо повторяю еще раз, что я в настоящее время не имею намерения формировать особых частей из военнопленных красноармейцев.

С совершенным почтением и преданностью

Фельдмаршал Барон Маннергейм