Генерал Эверт телеграфировал командирам: «В Петрограде — восстание. Ни в каком случае никакое брожение среди войск фронта не может быть допущено. Войска должны помнить, что мы стоим перед злейшим врагом России, и что наша святая обязанность — отстоять родину от врага. Примите к этому все необходимые меры». К 100-летию Февральской революции* (продолжение; начало см. здесь и здесь).

Днем 13 марта 1917 года главнокомандующий Петроградским военным округом (далее ПВО) генерал от артиллерии Николай Иванов, чья экспедиция из Могилева отправилась к столице, не собирался штурмовать Петроград, а намеревался сосредоточить прибывавшие с фронта войска (13 батальонов, 16 эскадронов и 4 батареи) в районе Царского Села… и ждать. При этом по приказу начальника Штаба Верховного Главнокомандующего генерала от инфантерии Михаила Алексеева в распоряжение Иванова поступила полевая радиостанция (№ 217) капитана Козякина. В Царском Селе начальник «карательной» экспедиции рассчитывал на аудиенцию императрицы Александры Федоровны — следовательно, нельзя говорить о его неведении или информационной изоляции.

Чего дожидался Иванов, мы можем только предполагать. Однако, исходя из содержания его последнего разговора с Николаем II, состоявшимся ночью 13 марта в царском вагоне в Могилеве, речь шла о результатах переговоров между государем и Думой. Основой для компромисса служило бы Высочайшее согласие на учреждение «министерства доверия» («поручение лицу, заслуживающему всенародного доверия», представить императору «на утверждение список нового кабинета, способного управлять страною в полном согласии с народным представительством»). При этом Иванов не разбирался в политических тонкостях и искренне полагал, что государь уже был готов наделить Думу правом формировать кабинет министров («ответственное министерство»).

Вместе с тем революция в Петрограде продолжала развиваться и подобного рода политические уступки безнадежно опоздали, но 13 марта ни царь, ни его генералы об этом еще не знали. Здесь снова сказалось отсутствие первого лица — императора не было ни в Ставке Верховного Главнокомандующего, ни в эшелоне Иванова, в связи с чем Генерального штаба полковник Евгений Месснер удивлялся, рассуждая много лет спустя о Февральской революции:

«Странным было то, что Царь не повел Сам эти войска, а поручил одному из генералов спасать трон. Николай I поступил иначе в день бунта декабристов: сам повел верные ему войска. Через недели и месяцы после февральских событий мне не раз говорили петербуржцы, что при создавшемся настроении только войска во главе с Государем могли победить восставшую против Государя военную чернь в столице. Говорили это не только люди, критиковавшие Государя, но говорили и люди, оставшиеся Ему преданными: в их словах не было явно выраженного осуждения, но тайный упрек был. Почему же Император не стал во главе отряда, направляющегося в бунтующий Петроград? об этом можно лишь гадать: был ли Он не вполне офицером и поэтому не почувствовал, что надо самому идти в атаку? Не понял ли Он, не ощутил, не почувствовал, серьезности положения и поэтому счел достаточным отправку генерала? Или наоборот, понял ли Он отчаянность положения и растерялся (как бывает, теряется в бою офицер, великолепно действовавший в других боях)?»

Вопросы полковника Месснера так и остались риторическими.

Алексеев, беспокоившийся о бесперебойной работе коммуникаций и линий снабжения, в 11:15 направил в Петроград запрос Военному министру генералу от инфантерии Михаилу Беляеву о судьбе министра путей сообщения Эдуарда Кригер-Войновского (телеграмма № 1811). По мнению Алексеева, если министерство путей сообщения (далее МПС) не могло обеспечить управление российскими железными дорогами, то «власть над всей сетью должна безотлагательно перейти к товарищу министра путей сообщения на театре военных действий» (далее ТВД).

Соображения вполне резонные.

Однако здесь опять возникает неудобный вопрос о том, почему Николай II перед отъездом из Ставки 13 марта своей Высочайшей властью автоматически не переподчинил всю железнодорожную сеть и систему перевозок в империи товарищу министра путей сообщения на ТВД Генерального штаба генерал-майору Владимиру Кислякову?.. С точки зрения здравого смысла, это была неотложная обязанность Верховного Главнокомандующего, покидавшего Ставку: передать в ее руки все ключевые функции управления, особенно по вопросам жизнеобеспечения фронта. К сожалению, государем настолько владела тревога за судьбу семьи, находившейся в Царском Селе, что он забыл отдать ключевое распоряжение, касавшееся переподчинения и организации всей транспортной системы огромной страны. Теперь решением этого вопроса, находившимся за пределами его компетенции и должностных прав, должен был заниматься начальник Штаба Действующей армии… Но сначала требовалось дождаться ответа Беляева, в то время как драгоценное время уходило, а в МПС в Петрограде уже несколько часов распоряжался комиссар Временного комитета Государственной Думы Александр Бубликов. При этом Алексееву, очевидно, приходилось преодолевать неизбежные сомнения: его инициатива, выходившая за рамки служебных полномочий, не подкреплялась Высочайшим повелением.

Параллельно Ставка продолжала исполнять волю Верховного Главнокомандующего, исчезнувшего из поля зрения своих подчиненных: литерные поезда, как позже выяснилось, проследовали на Смоленск и Вязьму. «Всюду было полное спокойствие, — записывал генерал-майор Дмитрий Дубенский. — Стоял яркий, солнечный, немного морозный день Царские поезда шли обычным порядком». В 12:15 Алексеев передал Главнокомандующему армиям Юго-Западного фронта генералу от кавалерии Алексею Брусилову Высочайшее повеление направить в распоряжение Иванова три гвардейских полка (Преображенский, 3-й и 4-й стрелковые), усилив их артиллерийской батареей, а при необходимости — подготовить к отправке в Петроградский район гвардейскую кавалерийскую дивизию (телеграмма № 1812).

В 12:25 Беляев направил из Петрограда в Ставку ответ на запрос Алексеева (телеграмма № 202), в котором он сообщил о недееспособности министра Кригер-Войновского, скрывавшегося на частной квартире, и всего МПС. «Ни он, ни министерство путей не могут правильно и безостановочно выполнять своих функций, — резюмировал Военный министр, — поэтому управление всей сетью [железных дорог. — К. А.], казалось бы, должно без замедления перейти к товарищу министра на театре военных действий». В 12:35, то есть сразу после получения телеграммы от Беляева, Алексеев наложил на нее резолюцию: «Копию передать ген. Кислякову. Управление всеми жел.[езными] дор.[огами] временно принимаю на себя через товарища м[инистра] п[утей] с[ообщения] на театре военных действий».

Тем самым начальник Штаба Верховного Главнокомандующего совершил решительный и ответственный шаг, который выходил за рамки его полномочий. Мог ли генерал Алексеев, оставшийся на время отсутствия императора, старшим начальником в военной иерархии, отвечавший за состояние Действующей армии, и переносивший на ногах температуру в 39 градусов, в то же время управлять всеми железными дорогами империи?.. Могло ли технически управление всеми железными дорогами огромной империи осуществляться из Ставки в Могилеве?.. Наконец, настоящее решение Алексеева не подкреплялось ни Высочайшим повелением, ни Высочайшим одобрением — личное отсутствие или молчание первого лица Российского государства ставило под сомнение любую несанкционированную инициативу подчиненных.

Сведения о местопребывании Верховного Главнокомандующего в Ставку не поступали. Днем Алексеев сделал то, что по логике событий и служебным обязанностям должен был сделать император Николай II сутками ранее. Между 13 и 14 часами начальник Штаба разослал главнокомандующим армиями Северного, Западного и Юго-Западного фронтов телеграмму № 1813 с последовательным изложением событий, произошедших в Петрограде и в Ставке с 10-го и до рассвета 13 марта. Та же телеграмма была направлена помощнику Главнокомандующего армиями Румынского фронта генералу от кавалерии Владимиру Сахарову (в 14:58) и Августейшему Главнокомандующему Кавказской армии Великому князю Николаю Николаевичу (Младшему, в 19:25). Особое значение настоящее оповещение имело для генерала от инфантерии Николая Рузского, так как взбунтовавшийся Петроград и Петроградский район находились в тылу армий Северного фронта.

Алексеев закончил свою депешу следующими словами: «Только что получена от генерала Хабалова телеграмма, из которой видно, что фактически влиять на события он более не может. Сообщая бенностей авторской орфографии. Близкую по смыслу точку зрения изложили Генерального штаба полковник Б. Н. Сергеевский и Л. — гв. штабс-ротмистр М. К. Борель: «С государственной же точки зрения Государю нужно было бы оставаться среди войск, в Ставке и скорее перевести семью из Царского Села в Могилев, чем самому ехать прямо в пасть разъяренного зверя — вспыхнувшему революционному движению в столице». Цит. по: ЛАА. Борель М. К. Ставка в мятежные дни. Указ. соч. Л. 5—6.

77. Цит. по: Блок А. А. Указ. соч. С. 31. Мы полагаем, что М. В. Родзянко предложил Николаю II поручить какому-либо известному и авторитетному общественно-политическому деятелю подобрать кандидатуры для состава нового Совета министров. Из содержания телеграммы еще не следовало, что речь шла о наделении думцев правом формировать правительство Российской империи. Но если бы император немедленно согласился на предложение Родзянко, то тем самым сделал бы первый шаг в данном направлении.

78. Спиридович А. И. Великая Война и Февральская Революция Кн. 3. Указ. соч. С. 164—165.

79. Цит. по: Мельгунов С. П. Мартовские дни 1917 года. Указ. соч. [2006]. С. 180.

80. ЛАА. [Борель М. К.] Судьбоносные дни в Ставке Верховного Главнокомандующего. Указ. соч. Л. 1; Мельгунов С. П. Мартовские дни 1917 года. Указ. соч. [2006]. С. 181.

81. Цит. по: Мельгунов С. П. Мартовские дни 1917 года. Указ. соч. [2006]. С. 183.

82. Головин Н. Н. Из истории кампании 1914 года. Дни перелома Галицийской битвы (1—3 сентября нового стиля). Париж, 1940. С. 145, 147, 168.

83. Мельгунов С. П. Легенда о сепаратном мире. Указ. соч. С. 75, 117; Спиридович А. И. Великая Война и Февральская Революция. Указ. соч. Кн. 1. С. 201—202.

84. Там же. С. 151—152.

85. ЛАА. Сергеевский Б. Н. С. 6.

86. Головин Н. Н. Российская контрреволюция в 1917—1918 гг. Указ. соч. С. 30—31; Катков Г. М. Указ. соч. С. 259—260, 272; Френкин М. С. Указ. соч. С. 38—39.

87. Там же. С. 18; Френкин М. С. Указ. соч. С. 39.

88. Керсновский А. А. Указ. соч. С. 708.

89. Катков Г. М. Указ. соч. С. 172; Куликов С. В. Указ. соч. С. 70, 76, 78, 186; Мельгунов С. П. Легенда о сепаратном мире. Указ. соч. С. 358—359, 364—365; Мельгунов С. П. На путях к дворцовому перевороту. Указ. соч. [1979]. С. 51—52, 73—74; Спиридович А. И. Великая Война и Февральская Революция. Кн. 3. Указ. соч. С. 64, 72—73.

90. Потолов С. И. Верный присяге и Отечеству // Ящик Т. К. Рядом с императрицей. Воспоминания лейб-казака / 2 изд. СПб., 2007. С. 18—19.