Летом 1931 г. мои родители, взяв меня с собой и оставив старших детей учиться в русских гимназиях в Чехии, выехали во Францию. Помню, что при выезде, на границе чехи тщательно обыскивали все наши чемоданы, проверяя, не занимались ли мы контрабандой табака.

Мы приехали в Париж, где затем провели четыре месяца, пользуясь возможностью осмотреть все достопримечательности и музеи. Отец старался найти работу и часто бывал у атамана Богаевского (который тогда был для него «точкой опоры»), а мама проводила время со мной. Помню, как однажды мы гуляли с ней на Марсовом поле (это просторный парк, протянувшийся между Эйфелевой башней и французской Военной Академией). Детям там можно было покататься на лошади, и я, конечно, упросил маму (которая сама была отличной наездницей) и впервые в жизни сел верхом на коня...

Мы жили тогда в небольшой комнате в гостинице, я спал на чемоданах. Вечером, притворившись спящим, я слышал, как мать с большой гордостью рассказывала отцу: «Саня, у тебя сын – настоящий казак! Там был человек с двумя лошадьми. Когда твой сын увидел коня, у него загорелись глаза. Я в конце концов дала ему денег. Он сел на лошадь, отстранил руку ее хозяина, который собирался ее вести. Потом подбоченился одной рукой, другой рукой взял уздечку – и поехал! Ты бы посмотрел на его выправку, как он сидел!»

В другой раз я услышал совсем иную историю, которую отец рассказывал матери. В тот день к нему приехал на автомобиле шофер-казак (многие русские офицеры, знавшие французский язык, устроились в Париже работать шоферами) и говорит: «Ваше Превосходительство, я приехал за Вами, Вас вызывает к себе атаман по важному делу». Отец, конечно, согласился, и они поехали. Был жаркий день, по дороге они где-то остановились – шофер предложил отцу выпить по стакану пива. Отец был довольно рассеянный, он вышел на минуту, а потом вернулся и допил свое пиво. Когда они поехали дальше, отец в автомобиле сразу заснул (видимо, тот ему что-то подсыпал). Когда отец проснулся, было уже совсем темно, автомобиль стоял на дороге в лесу – видимо, сломался. Людей было уже двое, они сидели впереди, и второй человек ругался на шофера: «Что ж ты не проверил машину, как полагается! Теперь, может, мы провалимся...». Отец понял, что они находятся в Булонском лесу и что это покушение на него. Будучи опытным разведчиком, он сумел незаметно выбраться из машины и скрылся. Потом он спросил у Богаевского: «Ты меня вызывал?» Тот ответил: «Нет»...

В те годы в Париже было совершено еще несколько попыток покушений на русских эмигрантов, о которых даже ничего не сообщалось в прессе. Советы боялись русской эмиграции, и вся она была пронизана советскими агентами. Во Франции им помогала коммунистическая партия.

В это время генерал Быкадоров заявлял публично о своем выходе из организации «Вольное казачество». На казачьем собрании, устроенном Донской парижской станицей в ноябре 1931 г., Быкадоров сообщил, что «уже полтора года, как от него отошел в сторону». В своем выступлении он сделал попытку объяснить «самостийникам», в чем состоят их заблуждения: «Лучше быть казачеству в целом в составе одного сильного государства, чем разорванным на три части – Кавказ, Украина и Россия... Идея Казакии неосуществима». Но его слова были вновь встречены критикой со стороны «вольных казаков», которые продолжали свою политику.

Через несколько месяцев, в марте 1932 г. отец (уже уехав из Парижа) опубликовал в газете «Возрождение» свое «Открытое письмо казакам», в котором, в частности, заявил: «Участие в самостийном движении привело меня к твёрдому убеждению, что казачья самостийность является не благом, а большим злом для настоящего и будущего казачества <...> Та зависимость, в которой оказался журнал и всё «Вольное казачество» от субсидирующего источника, грозит опасностью использования казачества для целей и задач, ничего общего с благом его не имеющих. «Вольное казачество» обратилось в орудие травли и распространения лжи про Донского атамана генерала Богаевского, отрыва части казаков от общерусских национальных сил. <…> Судьбы казачества, как в прошлом, так и в настоящем и будущем, тесно связаны с судьбами всего русского народа, с русской государственностью, русской культурой...».

Найти работу в Париже отцу так и не удалось – все места, где могли устроиться русские эмигранты, были уже заняты. Но он случайно встретил своего старого знакомого – донского казака Михаила Упорникова, с которым он в юности вместе учился в Новочеркасском казачьем училище (и который был среди них самый лучший гимнаст). После этого отец сделал большую военную карьеру, а Упорников остался в более скромном чине.

При встрече он рассказал, что живет с семьей на ферме в департаменте Йонн (Yonne), примерно в 130 км к юго-востоку от Парижа. Сказал также, что рядом с ними сдается в аренду небольшая ферма. В результате мои родители приняли решение ехать туда и обосноваться на этой ферме. Она находилась на хуторе Лонг-Рей (Longue Raie, "тонкая кишка") около небольшого селения Серизье (Cerisiers).

Источник:
Быкадоров, В.И. Мой отец Исаакий Федорович Быкадоров / при уч. Л.Ю. Тремсиной // Русская жизнь. - 2018. - № 14445. - С. 6.