28 мая 2013 00:00
Феодосия, 1920 год
Последние Георгиевские кавалеры в Крымском Кад. Корпусе. В фельд. В.Левин. Кадеты: Д.Писарев, П.Котляревский, С. Якимович, С. Цикаловский, Б. Павлов, С. Слюсарев
Феодосия в те времена была небольшим, пыльным провинциальным городом, второстепенным крымским курортом, до отказа набитым беженцами, как все города Крыма осенью 1920 года. Замечательно 6ыло только синее крымское море, на берег которого мы ходили. К сожалению, наступила уже осень и купаться было холодно.
На одном из первых уроков наш учитель истории, чтобы нас заинтересовать своим предметом, рассказал нам о прошлом Феодосии. Это был когда-то важный торговый город с длинной и бурной историей своей древностью могущий поспорить со старыми городами Греции и Рима. О его прошлом говорят скифские курганы, развалины генуэзских башен, старые армянские церкви, турецкие мечети.
Среди булыжника оцепенели
Узорная турецкая плита
И угол византийской капители.
Каких последов в этой почве нет
Для археолога и нумизмата,
От римских блях и эллинских монет
До пуговицы русского солдата, —
писал о Феодосии Максимилиан Волошин. Он этим летом жил рядом с нами в своем Коктебеле. Большой поэт, прозорливец, имевший мужество в своих стихах говорить неприкрашенную апокалипсическую правду об ужасах, происходящих вокруг.
Рядом жил и Илья Эренбург. Он тоже в то время, спасаясь от большевиков, оказался в Крыму. В те годы он был антикоммунистом и, подражая Волошину, писал стихи о «Святой Руси». (Этих стихов вы, конечно, не найдете в полном собрании его сочинений, вышедшем в СССР) Вместе с Добровольческой армией он эвакуировался из Крыма. Испробовав в Берлине полуголодную жизнь эмигрантского писателя, он, как это тогда насыпалось, «сменил вехи», т. е. вернулся с повинной в Советский Союз. Дальнейшая судьба его всем известна. Справедливости ради, надо все-таки отметить, что у него в Советском Союзе бывали как бы приступы угрызения совести и он иногда бывал либеральней, чем это требовалось от советского писателя
Все это к моей жизни в Феодосии прямого отношения не имеет. Тогда я поэтами не интересовался и читать стихи считал ниже своего достоинства. Знакомых у меня в Феодосии не было, за исключением семьи нашего полкового адъютанта. Она ютилась в товарном вагоне на станции, на комнату в городе средств не было. Они очень нуждались, как и все семьи белых офицеров, были совершенно необеспеченны. И, тем не менее, зная, что нас плохо кормят и что я всегда голодный, у них неизменно находился лишний кусок чего-нибудь, чтобы угостить меня. В городе было кино, был цирк, как тогда казалось, очень хороший. Он, наверное, и был хорошим: страх перед большевиками и цирковых артистов загнал в Крым. Поговаривали, что они собираются выехать за границу. Для нас было громадным удовольствием сходить в цирк или кино. Но для этого нужны были деньги, а у нас они водились редко. Выручала «толкучка», ставшая в те годы местом, где можно было все продать, но далеко не все купить. Туда мы несли и продавали за бесценок самые необходимые вещи из нашего скромного гардероба. По легкомыслию молодости, совершенно не думая о том, что мы будем делать без них завтра. После «сделки» там же можно было полакомиться большими жирными чебуреками, которые татары тут же жарили на своих мангалах. Здесь я впервые попробовал жареную кукурузу, так называемый американский «popcorn». Он жарился на больших сковородах прямо на улице.
Произошло то, чего никто из нас не ожидал, хотя к этому нужно было быть готовым. Но уж очень сильна в нас к вера в наши войска, а еще больше в нашу правоту. Мечтали скоро быть в Харькове, в Москве, но никак не на пароходах, покидающих Родину. Передо мной встал вопрос: ехать или не ехать? Я был уверен, что мои родные из Керчи не уедут, а останутся в России и будут разыскивать отца
Один из моих одноклассников заявил, что он остается. Он оказался единственным в нашем классе. Его семья, жившая в Феодосии, решим не эвакуироваться. У меня с ним были дружеские отношения, и он знал, что меня мучает вопрос отъезда из-за моих близких в Керчи. Он поговорил с родителями, и те предложили мне переехать к ним на переходное время. После мучительных колебаний я все-таки решил ехать. Я понимал, что мое появление в Керчи, где жили мои сестра, брат и мачеха, им принесло бы только вред, так как все соседи знали, что я служил в Белой армии. Да и очень уж не хотелось оставаться у большевиков, когда все вокруг уезжают, смириться и признать себя окончательно побежденными. Ведь все говорили, что уезжают только на короткое время, что там армия отдохнет, а следующей весной мы вернемся назад, и борьба продолжится. Как это ни может показаться странным тем, кто этого не пережил, но большинство из уезжающих действительно в это верили. Кроме того (что, возможно, было главным), кто в 14 лет устоит перед возможностью поехать за границу, посмотреть чужие края, испытать что-то совсем новое, еще неизведанное?
полностью читать: http://militera.lib.ru/memo/russian/pavlov_ba/index.html