К 100-летию Февральской революции* (продолжение; начало см. I, II, III, IV, V, VI, VII, VIII, IX, X, XI,XII, XIII, XIV, XV, XVI, XVII, XVIII, XIX и XX).

Единственный выход из тупика для монархистов заключался в том, чтобы восстановить нарушенные права цесаревича Алексея Николаевича при регентстве кого-либо из Великих князей, например Великого князя Николая Николаевича (Младшего). Но для таких действий в марте 1917 года не было ни сил, ни условий, ни политической воли.

Петроградская драма на Миллионной улице в квартире князей Путятиных завершилась 16(3 ст. ст.) во второй половине дня. Частный разговор Великого князя Михаила Александровича с новым председателем Совета министров князем Георгием Львовым и председателем Думы Михаилом Родзянко закончился. Великий князь вышел к участникам совещания, ожидавшим его с напряженным вниманием, и «довольно твердо», как писал Павел Милюков, заявил, что его окончательный выбор склонился в сторону мнения Родзянко. Престол не будет им принят до решения Всероссийского Учредительного Собрания. Василий Шульгин описал кульминационный момент иначе: Великий князь не договорил, потому что заплакал. Проверить обоснованность данного свидетельства проблематично.

Мотивы рокового решения Великого князя Михаила Александровича могли быть самые разные.

Неуверенность в собственном положении.

Ощущение полного одиночества, которое, впрочем, легко могло быть разрушено, если бы он обратился к Армии и её командованию. Тем более у Великого князя существовала личная охрана из двадцати пяти офицеров и юнкеров.

Личная неприязнь к тем политикам, которые теперь ассоциировались с новой властью в России. При этом большинство из них не желали поддерживать нового государя.

Естественное опасение за свою жизнь во главе мятущегося государства — командовать на фронте конной дивизией было привычнее и легче.

Муки совести: Великий князь прекрасно понимал, что законный наследник и государь — цесаревич Алексей Николаевич, чьи бесспорные права нарушены отцом. Следовательно, вступление на русский престол Михаила Александровича сомнительно и сделает его власть шаткой. Новому царю всегда могли быть предъявлены упреки и обвинения в узурпации.

Как тут соглашаться?.. По-человечески — всё понятно.

Новый министр юстиции Александр Керенский, бывший и одним из первых лиц в Петроградском Совете, бросился к Великому князю и заявил: «Ваше Высочество! Вы — благородный человек! Всегда буду это заявлять», и добавил: «Вы великодушно доверили нам священный сосуд вашей власти. Я клянусь вам, что мы передадим его Учредительному Собранию, не пролив из него ни одной капли». Для составления акта об отказе от восприятия царской власти на Миллионную улицу были приглашены юристы Владимир Набоков и Борис Нольде. В итоге Великий князь Михаил Александрович — скорее всего, около четырех часов дня, хотя встречаются указания и на более позднее время, подписал Акт от восприятия верховной власти и о признании им всей полноты власти за Временным правительством, возникшим по почину Государственной Думы:

«Тяжкое бремя возложено на Меня волею Брата Моего, передавшего Мне Императорской Всероссийский Престол в годину беспримерной войны и волнений народных.

Одушевленный единою со всем народом мыслью, что выше всего благо Родины нашей, принял Я твердое решение в том лишь случае восприять Верховную власть, если такова будет воля великого народа нашего, которому надлежит всенародным голосованием, через представителей своих в Учредительном Собрании установить образ правления и новые основные законы Государства Российского.

Посему, призывая благословение Божие, прошу всех граждан Державы Российской подчиниться Временному Правительству, по почину Государственной Думы возникшему и облеченному всей полнотой власти, впредь до того, как созванное в возможно кратчайший срок, на основе всеобщего, прямого, равного и тайного голосования, Учредительное Собрание своим решением об образе правления выразит волю народа.

Михаил.

3/III–1917 Петроград».

В большей степени настоящий документ напоминал не царский манифест, а политическую декларацию, исходившую от члена Дома Романовых, чей статус государя, в силу нарушенных прав цесаревича Алексея, выглядел сомнительно.

Вряд ли Великий князь Михаил Александрович осознавал пагубные последствия подписанного им документа. Во-первых, настоящий Акт стал первым шагом к введению республиканского строя, так как широко объявил о созыве Всероссийского Учредительного Собрания — фактически с целью переучреждения Российского государства — и принципах его созыва в полуграмотной стране, с низким уровнем социального развития населения. Неудивительна реакция отрекшегося царя. Николай II записал в дневнике: «Бог знает, кто надоумил его подписать такую гадость!»

Во-вторых, объявив о том, что образ правления в России определят депутаты Учредительного Собрания, а он до той поры не примет верховной власти, но и не откажется от неё, Великий князь Михаил Александрович закрыл дорогу к престолу всем другим членам Династии. Никто из других Великих князей не мог объявить настоящий документ недействительным.

Единственный выход из тупика для монархистов заключался в том, чтобы восстановить нарушенные права цесаревича Алексея Николаевича при регентстве кого-либо из Великих князей, например Великого князя Николая Николаевича (Младшего). Но для таких действий в марте 1917 года не было ни сил, ни условий, ни политической воли.

Так решился вопрос о судьбе монархической власти в России, и её фактическое крушение произошло в Петрограде ранним вечером 16(3 ст. ст.) марта 1917 года.

Оставалась еще надежда на решение Учредительного Собрания. Теоретически его депутаты могли высказаться в пользу сохранения конституционно-монархического строя. Однако революция в России продолжалась, и с каждой неделей исчезали шансы на подобное развитие событий. «Мартовские события, — отмечал Генерального штаба генерал-лейтенант Николай Головин, — представляют собою лишь удавшийся солдатский мятеж. Они отнюдь не представляют собой отдельную революцию (называемую по старому стилю «февральской»), а лишь первоначальный этап начавшейся революции».

Около шести вечера новый военный министр Александр Гучков вызвал из Петрограда к аппарату прямой связи в Могилёве начальника Штаба Верховного Главнокомандующего генерала от инфантерии Михаила Алексеева. От имени командования он твердо заявил, что далее невозможно скрывать от войск и населения прифронтовой полосы новости об отречении Николая II и вступлении на престол нового царя Михаила. «Главнокомандующие [армиями фронтов] единогласно свидетельствуют, что сегодня или завтра — крайний срок надлежащего осведомления войск <…> Пять миллионов вооруженных людей ждут объяснения совершившегося», — сообщил Алексеев. Кроме того, начальник Штаба указал на необходимость неотложной публикации воззвания нового правительства к Армии с призывом исполнить свой долг в борьбе с внешним врагом, а также попросил прекратить любые сношения с войсками через голову Ставки.

Печальный Гучков, чьи попытки сохранить престол не дали результатов, огорошил генерала: Великий князь Михаил Александрович отказался от престола, у власти остается правительство во главе с князем Львовым до созыва Учредительного Собрания, которое окончательно разрешит вопрос о государственном устройстве. Ошеломленный Алексеев попытался протестовать: «Неужели нельзя было убедить Великого князя принять временно до созыва Собрания власть?» Но Гучков, вполне разделявший беспокойство и опасения Алексеева, ответил: «Мои доводы никого не убедили, и решение Великого князя было принято свободно и бесповоротно». Обнародование двух манифестов — Николая II и Великого князя Михаила — ожидалось ночью следующих суток. Гучков разрешил поставить в известность Главнокомандующего об окончательных переменах в государственном строе России. Сам он обдумывал вопрос об отставке. Таким образом, вопрос о крушении монархического строя в России решился без какого-либо участия русского командования во главе с Великим князем Николаем Николаевичем (Младшим) и Армии в целом.

В четверть девятого вечера в Псков прибыли литерные поезда. «Все чины штаба были на платформе», — записал Николай II в дневнике. Шеренга штаб-офицеров, выстроившихся для встречи отрекшегося государя, казалась бесконечной. Николай II немедленно принял в салон-вагоне Алексеева и говорил с ним почти час, но содержание этой важной беседы, к сожалению, осталось неизвестным. Вполне возможно, что в разговоре речь шла не только о положении на фронтах, но и о событиях последних двух суток, в том числе о поведении главнокомандующего армиями Северного фронта генерала от инфантерии Николая Рузского по время «псковской драмы». Затем царь переехал в свою резиденцию, а Алексеев примерно в десять часов вечера был вызван на переговоры с Родзянко.

В разговоре с председателем Думы начальник Штаба описал грустное положение дел в войсках, бунт на кораблях Балтийского флота, разложение тыловых запасных частей и закончил свой доклад так: «Боже, спаси Россию!» Родзянко пессимизм Алексеева не понравился и он бодро возразил: «А я вот и все мы здесь настроены бодро и решительно». Алексеев, вероятно, поразился такому прекраснодушию.

При встрече с Алексеевым Николай II передал начальнику Штаба свою телеграмму написанную днем 2 марта о согласии на отречение в пользу сына, которую Рузский вернул царю во время вечернего совещания с Гучковым и Шульгиным. Теперь эта телеграмма представляла лишь исторический интерес. Однако на основании этого факта — в более позднем пересказе генерал-лейтенанта Антона Деникина — возникла легенда о том, что поздним вечером в Могилёве Николай II взял назад своё отречение за сына, подал об этом телеграмму Алексееву, но генерал её скрыл, чтобы не вносить еще большую путаницу в сложное политическое положение. Ни о чем подобном Николай II не говорил ни с Алексеевым, ни со своей матерью, Вдовствующей императрицей Марией Фёдоровной, приехавшей к сыну из Киева на следующий день. Записи в дневнике за 16(3 ст. ст.) марта Николай II закончил с облегчением: «В Петрограде беспорядки прекратились — лишь бы так продолжалось дальше». Его отречение, как тогда могло казаться, дало ожидаемые плоды.

Между пятью и шестью часами утра 17 марта (4 ст. ст.) в Ставку пришла телеграмма № 4138 от Верховного Главнокомандующего, немедленно переданная Алексеевым во фронтовые штабы по подчиненности. Великий князь Николай Николаевич приказывал: «Повелеваю всем войсковым начальникам от старших до младших внушить и разъяснить чинами Армии и Флота, что после объявления обоих актов они должны спокойно ожидать изъявления воли русского народа и святой долг их оставаться в повиновении законным начальникам, оберечь родину от грозного врага и своими подвигами поддержать наших союзников в беспримерной борьбе».

Драма русской монархии закончилась.

Наступала драма русской демократии.